allisonstroyana | Vladimir Petrushevsky

October 22nd, 1914

Ночью вдруг тревога, сторожевое охранение отошло под натиском противника. Были слышны редкие выстрелы. Может быть, подошла немецкая разведка? Штаб немедленно поднялся, и нам не удалось поспать.

Утром хотели занять позиции, но пришло донесение, что немцы наступают. Начальник дивизии приказал идти на запад, а сам рысью без передышки повел дивизию к реке Варте. Сильно досталось конной артилерии: орудия тяжело шли по песчаной дороге, а лошади задыхались. Не доходя до реки, встретили человек 5 пехотных разведчиков, котрые самым спокойным образом шли нам на встречу. “Пехота,” – сказал генерал и перешел на шаг. Оказалось, что это разведчики 17-ого Сибирского стрелкового полка. Все повеселели. Мне эта сцена была не по душе. Как свысока смотрел генерал на пехоту в мирное время и как смотрит теперь. При виде нескольких стрелков он успокаивается, радуется и дает отдохнуть несчастным коням своей дивизии и целой дивизии, а стрелков всего 5 человек. Говорят, что ” кавалерия – неустойчивый род оружия”. Под начальством лихого командира кавалерия никогда не уйдет без боя.

В общем, мы ушли за реку Варту и остановились в доме сумасшедшего шляхтича, который хлопал генерала Зандера по плечу и говорил: “Хочешь грушек?” Дом еле-еле держался, крыша в зале была почти сплошная дыра, и мы могли любоваться звездным небом, не выходя наружу. Назывался этот фольварк Поповка.

There was a sudden alarm in the night, and sentries withdrew under enemy fire. Scattered shots were heard. Maybe it was a German scout who had gotten too close? We quickly broke camp and we didn’t get any sleep.

In the morning we wanted to take our positions, but a report arrived that the Germans were advancing. The division commander ordered us to go to the west, and he himself led another part of the division to the Warta River at a breakneck gallop. The horse-drawn artillery was having a tough time of it, as it was hard to move the equipment along the sandy road and the horses quickly tired. Before reaching the river, we met 5 infantry scouts who were walking towards us in the calmest manner. “Infantry” said the general, and dismounted. As it turned out, these were scouts from the 17^th Siberian Infantry Regiment. Everyone cheered up. I didn’t like this whole scene. The general looked down on the infantry during peacetime, just as he looks down on them now. At the sight of several riflemen he calmed down, cheered up, and let the unhappy horses as well as the entire division rest a bit. And there were only five scouts. They say that “cavalry is the most dependable sort of weapon.” Under the command of this daring commander, the cavalry never leaves the battlefield without a fight.

Anyway, we crossed over the Warta River and stayed in the home of a crazy nobleman who clapped General Zander on the back and asked, “Do you want some pears?” The house was only barely holding together and the roof in the hall was almost one big hole, such that we could marvel at the starry sky without even going outside. The name of this folwark was Popovka.

October 23rd, 1914

Сегодня, слава богу, я вернулся в полк, и на мое место для связи прибыл корнет 6-ого эскадрона Астафьев. Из тыла приехал ротмистр Доможиров и корнет Янушкевич, который был в командировке в Плоцке.

Today, thank God, I returned to the regiment. Cornet Astafyev from the 6th Squadron had arrived and assumed my communications position. Captain Domozhirov arrived from the rear, as did Kornet Ianushkevich, who was on official duty in Płock.

October 24th, 1914

Эскадрон в сторожевке на восточном берегу реки Варты. Поручик Иваненко уехал в Варшаву. Остались субалтерны: Посажной, Янушкевич и я. Сорокин сильно болен и лежит в Варшаве.

The squadron is stationed on guard duty on the eastern bank of the Warta River. Lieutenant Ivanenko left for Warsaw. The Subalterns remained: Posazhnoi, Ianushkevich, and I. Sorokin is very ill and is in the hospital in Warsaw.

October 25th, 1914

Ночью на немецком берегу был пожар – подожгли сено. Это неприятно, так как мы питаемся местными продуктами, не получая ничего из интендантства. Обычно артельщик едет в какое-нибудь местечко и заказывает там хлеб, фуражиры заказываю овес и сено. Уром офицеры пьют кофе с бутербродами, которые денщики приготавливают за час до выступления на сборный пункт полка. Офицеры завтракают, а денщики складывают походные кровати и вьюки. Они действуют отлично, почти никогда не опаздывая. У меня появилась кровать, а вьюк я завел собственной системы и заказал его еще в 1912 году, когда готовился к войне с Китаем. Участвуя 2 месяца в Русско-Японской кампании в качестве добровольца кадетом, я видел почти подобный вьюк у одного кавказца. Из брезента я заказал 2 мешка, соединенных друг с другом. Мешки имели двойную покрышку для предохранения от дождя и застегивались петлевой шнуровкой. Это вьюк был легкий. Снизу мешки соединялись между собой под брюхом лошади, чтобы не болтались и не били лошадь. Мой денщик Петр Захарыч Прохудкин был этим вьюком очень доволен. Во время переправ вьюк не промокал.

Днем мы перешли на западный берег реки Варты, где была уже наша пехота. Гусары делились махоркой с солдатами 7-ого пехотного полка. Мы прошли недалеко и заночевали. Жаль, что нет полкового собрания. Хотя бы изредка, но могли все офицеры полка собираться вместе, а то видимся мы на сборном пункте только утром, а днем часто совсем не видим друг друга, если эскадроны в командировках.

In the night, there was a fire on the German bank – they had set fire to the hay. This is most unwelcome, seeing as how we are eating only local foodstuffs and don’t receive anything from the quartermaster. Usually the provisioner goes into some sort of little town and orders bread, and the foragers order oats and hay. In the mornings, the officers drink coffee with their sandwiches, which the orderlies prepare an hour before the regiment assembles at the rally point. While the officers eat their breakfasts, the orderlies lay out the travel beds and packs. They are excellent at their job and are almost never late. I now have a travel bed, and back in 1912 I had already procured a pack on my own, when I was preparing for the war with China. During the two months I spent in the Russo-Japanese campaign as a volunteer cadet, I saw almost the exact same pack belonging to a man from the Caucasus. I ordered two bags made from canvas, which were connected to one another. The bags had a double covering for protection from the rain, and could be tied with interwoven strings. This pack was light. The bags can be connected under the horse’s belly so that they don’t swing around or hit the horse. My orderly, Petr Zakharich Prokhudkin, was very satisfied with the pack. The pack didn’t get soaked during river crossings.

During the day we crossed over to the western bank of the Warta River, where our infantry had already arrived. The hussars shared their wild tobacco with the soldiers from the Seventh Infantry Regiment. We moved forward a little bit and then set up camp for the night. It’s a shame that the regiment doesn’t have an assembly. All the officers in the regiment could get together, if only once in a while. As it stands now, we only see each other at the rally point in the mornings, and during the day we often don’t see each other at all if our squadrons are in the field.

October 26th, 1914

Дивизия продвинулась до местечка Лисков. Немецкая артиллерия очень хорошо стреляла по невидимой цели, несмотря на туман. Очевидно, им помогал переодетый наблюдатель с телефоном. Для таких телефонов немцы употребляют очень тонкую, покрытую лаком проволоку.

Пришла первая почта за октябрь. До сих пор я не имел ни одного письма и не знал, что творится на белом свете, ибо и газет, конечно, не видал, а только иногда питался слухами. Вся жизнь сосредоточена на эскадроне и на полку. Хотя я не боюсь таких неприятностей, как отсутствие почты, холод, голод и т.д. Я знаю по опыту, что чем хуже бывает, чем опаснее, тем приятнее потом будет вспоминать, если, конечно, останешься жив. Но голод может доводить меня до обморока. Так как мы, поев утром рано, целый день на коне, и только вечером получаем сытный ужин. Трубачу Рогальскому я поручил брать сырое мясо посолоннее и поперченнее, и на привалах мы делаем шашлык. За 5 минут времени. А в кармане у меня всегда кусок хлеба, шоколад или что-нибудь иное.

The Division advanced as far as Liskov. The German artillery was very good at shooting hidden targets, even with the fog. It was obvious that a scout in disguise was tipping them off with phone calls. The Germans cover their phone lines in a very thin coating of varnish.

The first post of October arrived. Until now I haven’t received a single letter and don’t know what is going on in the world, since of course I haven’t seen any newspapers and only on occasion do I listen to rumors. I have centered my whole life on the squadron and on the regiment. However, I am not frightened by the lack of letters, the cold, or hunger, etc. I know for a fact that the worse and more dangerous it is for me now, the more pleasant it will all be later to remember—that is, of course, if I live. But hunger might cause me to collapse. We eat early in the morning, spend the entire day on horseback, and we aren’t given a satisfying meal until the evening. I instructed the trumpeter, Rogal’sky, to take some raw meat and season it with salt and pepper so that we can make kebabs on sticks during our stops. And to do it in five minutes. I always have a piece of bread, chocolate, or something else in my pocket.

October 27th, 1914

Весь корпус колоннами побригадно движется по направлению на город Калиш. Бессмертные гусары идут на старые квартиры. Справа 3-я дивизия, потом наша, а слева

1-ая. Я послан вперед на разведку, имея задачей продвинуться как можно дальше. Около села Моровин встретил офицерский разъезд 14-ой кавалерийской дивизии, который предупредил меня, чтобы я не шел дальше. Моровин занят немцами, и разъезд был только что сильно обстрелян. Я спешился около домика, где стоял разъезд и вышел на бугорок, но ничего не заметил. В это время подошел разъезд 3-ей кавалерийской дивизии Дубенского гусарского полка и разъезд литовских улан. Все разъезды были под командой корнетов, и я, как старший, предложил объединиться и попробовать в пешем строю выбить противника и идти дальше. Собралось до 36 винтовок и стали выходить на песчаный бугорок. В это время скачет корнет Батюшков с боевым разъездом в 5 человек от штаба дивизии. Подъехал ко мне. Когда я ему сказал, что дальше ехать нельзя, что мы хотим сообща попробовать в пешем строю выбить предполагаемую заставу противника, то лихой корнет Костя не поверил и поехал вперед, но через 20 секунд летел обратно, так как его поливали два пулемета. О пулеметах мы ничего не знали и, поблагодарив немцев за их глупость, что обнаружили себя перед 5-ю гусарами, мы отказались от наступления, решив каждый продолжать свою задачу.

Я узнал у местного жителя, что в лесу есть тропинка и решил идти в обход немецкой заставы. Лес был густой, большей частью хвойный. Тропинка вилась как змея, пока мы не вышли в очень высокий и хорошо расчищенный сосновый бор. Сделали заметку на том месте, где дорожка уходила в густой ельник, пошли дальше, но я крутил то туда, то сюда, и теперь не мог дать себе отчета, где я нахожусь. Судя по времени, я должен был выйти из леса и быть недалеко от местечка Камень, но я был еще в лесу. Вдруг слышу на северо-востоке заговорила батарея и очень близко. Обрадовался, что смогу ориентироваться и пошел на выстрелы, думая все же быть осторожным. У меня оставалось 6 гусар с вестовым, и в головном дозоре у меня был один человек шагах в 100 впереди. Вот выстрелы совсем близко. Дозорный дает знак остановки и “артиллерия противника”. Что такое? Проехал несколько шагов и вижу между деревьев полянка, а на ней батарея, которая стреляет на восток. Видно было отчетливо все действия немцев, и будучи на правом фланге и в тылу батареи шагах в 200, я злился, что не могу атаковать. Хоть бы взвод был со мной. Вдруг оттуда затрещали винтовки, и пули стали цокаться в стволы рядом стоящих деревьев. Повернули и поскакали назад. Минуты через 3 я остановился и стал искать на карте место, где стояла батарея. Вот оно, дорога Коровин-Камень, южные полянки в лесу. Немедленно послал донесения, приказав гусару сперва заехать к командиру 10-ой конной батареи и доложить обо всем, что видел. ( Потом я узнал, что батарея наша вовремя получила донесение и воспользовалась им, удачно обстреляв немецкую батарею. Я просил командира эскадрона представить гусара к отличию).

Теперь, зная, где была батарея, я уже мог ориентироваться и взял по компасу направление на Камень. Через несколько минут показалась опушка леса. Осторожно подошли к ней и спугнули диких коз и пару фазанов. Рядом было загороженное место, вероятно, охота помещика, где и сидела эта дичь. Изгородь была из колючей проволоки высотой полтора аршина. Шагах в 150 лесок – молодой ельник. Что такое? К леску прижался немецкий разъезд. Он не видит нас. Разрезали проволоку. Я хотел поймать немцев живьем. Но только мы вышли к опушке, как были обстреляны. Это свои. Безусловно, это литовские уланы или каргопольцы. Мы махали белыми платками, но выстрелы продолжались, и я должен был спрятаться в лес. Замолкли и выстрелы. Немцы, думая, что стреляют по ним, куда-то исчезли.

Я стал смотреть на северо-запад. Видел, как верстах в 3 кавалеристы на гнедых лошадях скакали то взад, то вперед. Вот подходит к опушке с севера разъезд Лубенских гусар. Я предупредил корнета не выдвигаться, а то попадет под обстрел своих. Не поверил и пошел. Опять затрещали винтовки. Лубенцы бросились в лес, слава Богу, без потерь, только около моего разъезда пуля, попав в дерево, чуть не зацепила моего гусара. Видя, что южная колона идет на деревню Камень, и зная, что немецкая батарея в лесу давно ушла, так как слышал грохот орудий по шоссе, я пошел искать свой полк. Проезжая штаб дивизии, видел повешенного шпиона. Чудак Посажной провел мимо него взвод с уколами пик для поддержания “зверского духа”, как говорил он. Вообще он делает иногда удивительные вещи: ест сырое мясо, чтобы быть злым.

The corps moves in columned brigades towards the town of Kalisz. The immortal Hussars are headed in the direction of the old apartments. To the right is the 3^rd Division, then ours, and to the left is the 1st. I was sent ahead on reconnaissance, in order to gain as much ground as possible. Near the city of Morovin I was stopped by mounted patrol officers of the 14th Cavalry Division, who warned me not to go any further. Morovin was occupied by the Germans, and the mounted patrol had just been heavily fired upon. I dismounted near a cabin, where the mounted patrol stood, and looked out from a hillock, but didn’t notice anything. At the same time, the mounted patrol of the 3rd Cavalry Division of the Dubenskii Hussar Regiment approached with the mounted patrol of the Lithuanian Ulan^[1]. All of the mounted patrols were under the command of the Kornets, and I, as a senior officer, proposed that we join together to defeat the enemy on foot and advance further. We gathered up to 36 rifles and began to head out from a sandy hillock. Then Kornet Batiushkov came racing along with a combat mounted patrol of 5 people from division headquarters. They rode up to me. When I told him we can’t go any further, that we want to combine forces in order to try and defeat the assumed outpost of the enemy on foot, the daring Kornet Kostia didn’t believe me and went ahead. But after only 20 seconds he flew back, showered with machine gun fire. We didn’t know there were machine guns there, and thanks to the stupidity of the Germans, who revealed themselves in from of five hussars, we gave up on our attack and decided that everyone should continue with their own missions.

From a local resident I learned of a trail in the forest, and decided to bypass the German outpost. The forest was dense, mostly coniferous. The trail wound like a snake, until we arrived to an elevated and well-cleared pine forest. We made a note of the place where the path went into a dense spruce forest. We went farther, but I turned this way and that way, and now do not know where I am. By this time I should have left the forest and come out near the village of Kamen’, yet I was still in the forest. Suddenly I heard battery fire from the North-East, very close to where I was. I was relieved that I was able to orient myself and headed towards the shots, realizing that I should still be very cautious. I had six Hussars with orderlies with me, and I had one person on watch leading about 100 steps in front. Now the shots were quite close. The lookout gives the signal to stop because he’s seen “the enemy’s artillery”. What’s going on? We went a few steps and I saw a glade between the trees, where the battery is located and shooting to the south. It was clearly all German activity and I was very angry that I couldn’t attack, as we were about 200 steps behind the battery and to the right of them. It is a pity that the platoon was not with me. Suddenly rifles cracked from the glade, and bullets pattered against the trees. We turned and rode back. After about three minutes I stopped and began to search for the place on the map where the battery was located. There it is: the road to Korovin-Kamen’, a clearing in the woods in the south. I immediately sent a report, ordering a Hussar to go at once to the commander of the 10th Horse Battery and to report there. (Later, I realized that our battery received the report in time and was able to take advantage of it, successfully firing on the German battery. I asked the squadron commander to give this hussar praise.)

Now, knowing where the battery was, I was able to navigate, and so I followed the compass to Kamen’. In just a few minutes, it seemed like I was on the edge of the forest. We approached cautiously, startling some wild goats and a pair of pheasants. There was an enclosure nearby, probably where the landowner kept his game. The fence was made of barbed wire at a height of one-and-a-half feet. About 150 steps into the woods – a young spruce forest. What is there? The German mounted patrol is in the forest. They don’t see us. We cut the wire. I wanted to catch the Germans alive. But as soon as we started moving, we were fired upon. By our own people — by the Lithuanian Ulans or the Kargopoles. We waved white handkerchiefs but the shots continued, and we had to hide in the forest. The shooting stopped. The Germans disappeared somewhere, thinking they were the ones under fire.

I began to look north-west. About 3 versts away I saw cavalry riding back and forth on chestnut horses. A patrol of Lubensky Hussars rode up to the edge of the forest from the north. I warned the Kornet not to run out and fall under attack. He didn’t believe me and rode off. Again the rifles cracked. The Lubensky Hussars ran into the forest, thank heaven, without casualties. A bullet hit a tree near my patrol and almost caught one of my Hussars. Seeing that the southern column was headed in the direction of Kamen’, and knowing that the German battery was long gone from the forest (I heard the rumbling of their equipment on the highway), I went in search of my regiment. As I passed by division headquarters, I saw scout who had been hanged. Posazhnoi, the eccentric one, rode past holding spikes to bolster his “brutal soul,” as he calls it. In general, he sometimes does unbelievable things: he eats raw meat to stay angry.

^[1] A division armed with lances and sabres, and distinguished by their tall, angular headdresses.

October 28th, 1914

Сегодня конный корпус опять побригадно идет на город Калиш. Мы, кажется, ушли далеко от наших войск, и на флангах корпуса никого нет. Общее направление на восток. Я послан от 2-ой бригады для связи с 1-ой бригадой, которой командует генерал Ильяшевич, храбрый мужчина, но большой любитель молока. Над ним за глаза подшучивают.

Находясь около него, я знал, что наши литовские уланы заняли штыковой атакой деревню Скаршев, что наша 9-ая конная батарея отлично стреляла, нанеся немцам большой урон. Уланы взяли до 30 пленных. У немцев было много пехоты и артиллерии и, очевидно, шпионы работали вовсю: они почему-то без пристрелки сразу перещли на поражение, решив смести с лица земли 9-ую конную батарею. Но снаряды ложились шагах в 150 южнее батареи и немного позади. Поле было буквально вспахано снарядами. Все шло как будто хорошо. Приехал начальник штаба корпуса полковник Дрейер. Приходит донесение, что 8-ую кавалерийскую дивизию обходят с правого фланга, и она, наверное, отойдет. “Не удалось сегодня,- сказал полковник Дрейер, – взять Калиш с востока, так завтра пойдем брать с юга”. Но его мечта не осуществилась. Прибыло донесение, что 8-ая кавалерийская дивизия разбита, и штаб дивизии в плену. Хотя и чувствовалось, что в этом донесении не все изложено точно, но мы стали отходить. Это было уже после полудня.

Берем направление на юго-восток. Наступает темнота. Надо идти на хвосту переднего, а то разрыв в 10 шагов грозит белой: наши вороные лошади становятся невидимыми, и тогда единственный способ увидет впереди идущего – это слезть с коня и прилечь, чтобы увидеть силуэт всадника на небе. Дорога песчаная, что хорошо для скрытного движения, но утомительно для лошади. Около полуночи приходим в местечко Козминек.

8-я кавалерийская дивизия также прибыла сюда, и на площади творилось что-то невообразимое: каша из всадников всех 3 дивизий, так как Козминек являлся тылом 14-ой кавалерийской дивизии. Особенный беспорядок вносил обоз. Ночь была очень темная, и это увеличивало беспорядок, мешая начальникам разобраться, где свои, а где чужие люди. А мы продолжали двигаться дальше вместе с обозом на юг до 4-х часов утра. Кони наши измотались, люди спали от утомления в седлах.

Today the Cavalry Corps is once again moving with the other brigades towards the city of Kalisz. It seems that we have moved far away from the main body of our forces, and there is nobody on the Corps’ flanks. Our general direction is towards the east. I was sent from the 2nd Brigade to made communication with the 1st Brigade, which is commanded by General Ilyashevich. He is a brave man, but a great lover of milk. They make fun of him behind his back.

Since we are located near the village of Skarszewy, I knew that our Lithuanian lancers had made a bayonet attack there. Our 9th Cavalry Battery shot excellently, inflicting significant damage upon the Germans. The lancers took around 30 prisoners. The Germans had a great deal of infantry and artillery, and apparently their scouts had been hard at work: for some reason they came at us hard without any preparatory shots, having decided to wipe the 9th Horse-drawn Artillery Brigade from the face of the earth. But the shells landed about 150 steps south of the unit and a little behind it. The field was literally plowed with shells. Everything went relatively well. The Chief of the Corps, Colonel Dreyer, arrived. We received a report, informing us that the 8th Cavalry Division is disengaging from the right flank, and that it will probably retreat. “We weren’t able to take Kalisz from the east today,” said Colonel Dreyer, “so tomorrow we will take it from the south.” But his dream didn’t come to pass. A report arrived, stating that the 8th Cavalry Division had been destroyed, and that division headquarters had been captured. Although we felt that something was wrong with the report, we began to retreat. It was already past midday.

We are charting a course to the south-east. Darkness is settling in. It’s necessary to follow closely behind the man in front of you, as an interval of ten paces threatens disaster. Our raven-black horses become invisible, and then the only way to see the man in front of you is to get off your horse and lie down, looking for the horseman’s silhouette against the sky. The road is sandy, which is good for moving unobserved but tiring for the horses. We arrived at the village of Koźminek at around midnight.

The 8th Cavalry Division has also arrived here, and something inconceivable was happening on the town square: a mix of cavalrymen from all three divisions, as the 14th Cavalry Division had also appeared from the home-front in Koźminek. The convoy was in particular disarray. The night was very dark, and this only added to the disorder, making it difficult for the commanders to identify their own men. We continued to move forward to the south along with the convoy, until 4 am. Our horses were spent, and men slept exhaustedly in their saddles.

October 29th, 1914

Ночью спать удалось недолго. Уже в 5 часов утра меня разбудили, и я должен был идти на разведку в направлении на деревню Гошонов. Дойти до деревни мне не удалось, так как я был обстрелян в различных пунктах сторожевым охранением противника, выставленным фронтом на юг, но заметил, что на буграх немецкая пехота рыла окопы. Об этом я донес около полудня. Я нашел удобный набдюдательный рункт на холмике, покрытом лесом. Холмик стоял посреди поля, как островок, и я мог уйти в любую сторону, если бы мне грозила опасность.

Из деревни мы захватили овес и сено, а также купили хлеба и молока. Оставаясь здесь до 4 часов дня, отлично подкормили лошадей, и сами отдохнули. Когда под вечер я присоединился к эскадрону, то узнал новость относительно 8-ей кавалерийской дивизии.

Штаб дивизии был действительно атакован немцами, но в плен попалось лишь несколько человек. Дивизия же потеряла одно орудие в болоте во время спешного отступления под огнем противника.

Корнет Астафьев, бывший при штабе 8-ей кавалерийской дивизии для связи и переживший всю эту эпопею, рассказывал мне, что дело было так: Штаб 8-ой дивизии стоял около фольварка, не входя вовнутрь его, а лищь спешившись у ворот. Было уже около 2 часов дня, и все закусывали тем, что раздобыли. Вдруг кто-то крикнул: “Немцы! Кавалерия!” Стали садиться на коней. Под капитаном Шатиловым сразу же убили лошадь. Казак-ординарец подвел ему свою. При штабе было 2 штандарта и казачье знамя, начальник дивизии генерал Зандер, командир 2-ой бригады генерал Княжевич, человек 12 офицеров с вестовыми и ординарцами, да взвод прикрытия. Всего до 60 шашек. Немцы появились с 2 сторон: с запада и с востока. Хоть с запада их силы были не более, чем пол эскадрона, а с востока 1 с половиной эскадрон, капитан Шатилов решил идти пробиваться на восток. Генералы и штандарты шли в центре сомкнутого строя. Маневр этот удался, и штаб прошел мимо немцев. Немцы атаковали штаб в разомкнутом строю и сбили только несколько человек с флангов, расступившись перед ее центром и выпустив из рук такую богатую добычу, как 2 генерала и 2 штандарта.

Сегодня мы ночуем в уютном домике ксендза.

We weren’t able to sleep much last night. I was woken up at 5 o’clock in the morning and I had to go on a scouting mission in the direction of the village of Goshonov. I wasn’t able to reach the village because I was shot at from different points by enemy guards, located on the front to the south, but I noticed that German infantry were digging trenches on the hillocks. I reported around noon about this. I found a comfortable observation point on a little hill covered by forest. The little hill was in the middle of the field like an island, and if I was in danger I could exit from any side.

We grabbed oats and hay from the village and bought bread and milk. We fed the horses well and we had a good rest, staying here until 4 o’clock in the afternoon. When I joined the squadron in the evening I heard the news about the 8th Cavalry Division.

Indeed, the headquarters of the division was attacked by the Germans but only a few people were captured. The division lost one piece of artillery in the swamp during a hasty retreat under enemy fire.

Kornet Astafyev, who worked for communications at the headquarters of the 8th Cavalry Division and who survived the whole ordeal, told me the following: The headquarters of the 8th Division stood near the folvark and did not enter, dismounting at the gate. It was already around 2 pm and everyone was eating what they could find. Suddenly someone shouted: “Germans! Cavalry!” They mounted their horses. Captain Shatilov’s horse was immediately shot out from under him. The Cossack orderly brought him his own horse. At the headquarters there were 2 military banners and a Cossack banner. Division Chief General Zander, General Kniazhevich (the commander of the 2nd Brigade), 12 officers with messengers and orderlies, and a cover platoon, were all at the headquarters. In total there were around 60 men. The Germans appeared on two sides: from the west and from the east. Nonetheless, from the west their strength was no more than half a squadron, and from the east – one-and-a-half squadron. Captain Shatilov decided to make his way to the east. Generals and banners were in the center in a closed formation. This maneuver was a success, and the headquarters passed by the Germans. The Germans attacked them in open formation and shot down only a few people on the flanks, thereby letting slip from their hands the coveted prize of capturing two generals and two banners.

Today we are going to spend the night in the comfortable cottage of a Polish priest.

October 30th, 1914

Эскадрон в сторожевом охранении, и мы вместо чистенького дома в грязной халупе. Превратности судьбы.

Вчера после моего донесения о пехоте противника, начальник дивизии генерал Петерс, который давно уже заменил уехавшего в тыл генерала Морица, приказал по тревоге седлать и хотел перевести дивизию в новое место, хотя опасности совершенно не было. Генерал Новиков рассердился и отрешил его от командования дивизией.

Поэтому у нас дневка. Пишу письма, осматриваю вьюк и оружие. Государыня Императрица прислала офицерам полка по фунту шоколада и по 10 папирос.

Вот и закончил переписывать октябрьские приключения. Далеко теперь я от Родины на наблюдательном посту вулкана Кракатау. Как будто приподнял завесу, которая скрывала прошедшие далекие и милые времена. Теперь июнь 1928 года. Осталась для гусара только надежда на светлое будущее…

The squadron was keeping watch, and we were in a dirty shack instead of a clean home. Such are the whims of fate.

Yesterday, after my report about the enemy’s infantry, the head of the division, General Peters, who had already long replaced General Morits once he left the front, ordered us to saddle up and be on high alert. He wanted to transfer the division to a new place, although we were in absolutely no danger. General Novikov got angry and dismissed him from command of the division.

Because of this we have the day free. I am writing letters and inspecting my gear and weapons. Her Majesty the Empress sent the officers of the regiment a pound of chocolate and 10 cigarettes each.

And thus I have finished rewriting my adventures from that October. I am now far away from my homeland, on observation duty at the volcano Krakatau. It is as if I have lifted a veil that has concealed a distant and sweet time in my past. Now it is June 1928. All this hussar has left is hope for a bright future.

November 1st, 1914

Начало Лодзинской операции.

Деревня Выгода.

Сегодня утром наш 2-ой эскадрон пошел на разведку, получив маршрут. Далеко нам уйти не удалось, так как мы встретили широкую линию неприятельского сторожевого охранения. Я дважды встретил немецких улан, но они уходили без боя, и один из их разъездов бросил довольно хорошую лошадь. Мой взвод был главным средним разъездом, и чтобы не отрываться от ядра эскадрона, мы сделали привал на господском дворе Макулице, где хозяйка имения отлично угостила как меня, так и моих гусар и лошадей. Мы были здесь первыми русскими с начала войны. Здесь же лежал брошенный немцами раненный солдат, но у меня было мало желания связываться с пленным, который бы замедлил движение разъезда, и я оставил его на попечение милой хозяйки. К ночи отошли на юг к эскадрону, который заночевал в стороне от большой дороги в деревне Выгода. С моим желудком что-то неладное, и под вечер я почувствовал сильные боли. Так глупо, сегодня меня кормили действительно по-барски, и вдруг захворал.

The Start of the Łódź Operation.

The Village of Vygoda.

This morning our 2nd Squadron went on a scouting mission, having received the route. We didn’t get far before meeting a wide line of enemy border patrols. Twice I ran into German lancers but they left without a fight, and one member of their patrol left behind a rather nice horse. My platoon was at the head of the middle patrol group, and so as to not get separated from the core of the squadron we stopped at Lord Makulits’ manner, where the lady of the estate treated me and my hussars, as well as our horses, to generous food and drink. We were the first Russians to arrive there since the war began. There was also a wounded German soldier who had been abandoned there, but I had little desire to get mixed up with a prisoner, who would have only slowed down the advance of our patrol, and so I left him in the custody of the lady. At night we headed south towards the squadron, which had spend the night away from the main roads in the village of Vygoda. Something is wrong with my stomach, and by evening I was in real pain. How silly that today I was fed like a master, and then I suddenly fell ill.

November 2nd, 1914

Город Варта.

Эскадрон присоединился к дивизии. Наш эскадрон был в резерве, отдыхая после разведки. Около 3 часов дня выяснилось, что нас обошли, и мы поспешно отошли в город Варту, где были части 1-ого армейского корпуса. Остановились в уютном домике, я даже вымылся в ванне в психиатрической лечебнице при католическом монастыре, куда позвал меня врач 5-ого Донского полка, мой приятель Джапаридзе смотреть, как он будет делать операцию.

The City of Warta.

The squadron joined the division. Our squadron was on reserve, relaxing after reconnaissance. At around 3 pm it came to our attention that the Germans had overtaken us and we hastily headed to the city of Warta, where parts of the First Army Corps were located. We stayed in a cozy cabin and I was even able to wash up in a tub at the psychiatric hospital near the Catholic monastery. I was called there by my friend Dzhapridze, a doctor from the 5th Donskoi Regiment, who invited me to watch him perform an operation.

November 3rd, 1914

Згерж.

Ну и страна. Лужи по ночам замерзают, а в поле еще цветы.

Сегодня утром было получено приказание наступать на Калиш. Мне показалось, что это глупая шутка. И действительно, вдруг приходит отмена, и мы вместо Калиша почти в Лодзи. Шли без остановки почти целый день до 11 часов ночи, пройдя верст 60-70. Бедные кони. Настроение неприятное – отступаем.

Здесь в Згерже оказался наш ротмистр Беккер, который 5 недель пропадал в тылу, но все же спасен со своими людьми. Квартиры разбили только к 2 часам ночи. Доможиров и я в маленькой комнате рабочего. На ужин достали лишь хлеба, да и то немного. Лошади, получив утром овес, теперь даже овса не имеют. Это после такого перехода.

Zgierz.

What a country. Puddles freeze at night, but in the fields there are still flowers in bloom.

This morning we received orders to advance on Kalisz. I felt like this was some silly joke. And sure enough, an annulment came suddenly, and instead of Kalisz we left for Łódź. We walked almost all day long without rest, walking until 11 o’clock at night, having covered about 60-70 versts. Poor horses. Morale is low – we are retreating.

Our Captain Becker is here in Zgierz. He was missing behind enemy lines for five weeks but he and all his people were saved after all. It was 2 am by the time we had our sleeping arrangements settled for the evening. Domozhirov and I quartered in a tiny worker’s room. We got only some bread for dinner, just a bite of it. And the horses, after getting some oats in the morning, didn’t even get more oats. And all after such a march.

November 4th, 1914

Говорят, что немцы большими силами сделали прорыв нашего фронта. Значит, сведения от жителей были верны, и наша разведка 1 ноября удачна. Нас придали теперь 2-ой армии генерала Шейдемана, и мы будем стоять где-то на фланге.

Хотя утром в 7 часов мы были уже готовы к выступлению, но двинулись мы только в 10 часов. Масса обозов, пехоты и артиллерии двигается через город и запрудила улицы. Передают, что якобы немцы уже в Ловиче. Мы пошли по шоссе, ведущему к Варшаве, которое было забито войсками и обозами. Часто образовывались пробки, и мы стояли. Вот 5-ый эскадрон под командованием поручика Шах-Назарова отошел на “травку”. Шах все еще в 2 шинелях. Это его загадка. Чудак. Брата моего извел тем, что несколько раз уверял его, что хочет его смерти, ибо у моего брата новые вещи. Но ведь брат только что из училища. Дошло до того, что брат ему сказал, что “готов к его услугам”. Меня же ругали за то, как можно вызывать командира на дуэль. Я должен смотреть за младшим братом.

Было интересно смотреть на бой пехоты. Вот от шоссе отделился полк, пошли группы разведчиков, а за ними – цепи. Артиллерия становится на позицию, а в отдалении перевязочные пункты также выбирают себе места.

Мы 4 часа стояли в лесу, попав перед этим под обстрел германской батареи. Потом долго шли, до полуночи. Было очень темно, и все время колонна разрывалась. Люди мало спали прошлую ночь и теперь засыпали в седлах. В 12 часов ночи остановились в маленькой деревушке и целый час спорили из-за дворов. Кроме хлеба ничего не достали, даже воды не было вдоволь.

There’s a rumor that the Germans’ massive forces have broken through our front line. It means that intelligence we received from the locals was true, and that our scouting mission on November 1 was a success. We were added to the 2nd Army of General Scheideman, and will be positioned somewhere on a flank.

Even though we were ready to get moving at 7 am, we only set out at 10 am. Wagon-trains, infantry, and artillery in huge numbers move through the town and have crowded the streets. They say the Germans have already occupied Lowicz. We followed the highway towards Warsaw, and it was overflowing with troops and wagons. Traffic jams regularly brought our movement to a standstill. The 5^th Squadron, led by Lieutenant Shakh-Nazarov, retreated to a “grass pad.” On top of everything, Shakh was wearing two overcoats. It is his mystery. He is an eccentric. He used to torment my brother to such extremes that several times he was convinced he wanted him dead, all because my brother has new clothes. But my brother was fresh out of military school, after all. It finally came to a head and my brother told him that “he is at his service to fight it out.” I was criticized, for how could you challenge your commanding officer to a duel? I have to look after my little brother.

It was interesting to watch infantry in battle. Here a regiment trailed off the highway; first were the scouting groups, followed by skirmish lines. Artillery were deployed, and the field hospitals set up.

We stayed in the woods for four hours after coming under German battery fire. Then we walked for a long time, until midnight. It was pitch dark, and our column kept breaking up. People were exhausted from the lack of sleep the night before and were falling asleep on horseback. At midnight we stopped in a small village and were arguing for an hour about who would be quartered where. There was nothing to eat except bread, and there was not even enough water.

November 5th, 1914

Пошли. А куда? Сам леший не знает. Дело в том, что наш обоз куда-то пропал, а вместе с ним и все карты и вьюки. Наш эскадрон сегодня в прикрытии к артиллерии. Вдали видны колонны немцев и разрывы наших тяжелых снарядов. Где-то идет жестокий бой. Сыро и холодно. Идет снег. Немцы чуть не расстреляли наших коноводов.

Заночевали мы в маленькой деревеньке недалеко от Ежова, куда ездили за хлебом. Уже 3-ий день нет моего брата. Раньше, хоть и не каждый день, но видел его. Говорят, что он в тыловой заставе.

We went on. But to where? Even the forest spirit himself doesn’t know. The problem laid in the fact that our convoy was missing, and with it all our maps and packs. Today our squadron was under the protection of our artillery. In the distance we could see Germans in formation and craters formed by our heavy missiles. The sound of battle is coming from somewhere. It is wet and cold. It’s snowing. The Germans nearly shot our horse handlers.

We spent the night in a little village not far from Ezhov, where we went looking for bread. No word from my brother for three days now. Before, I saw him almost every day. He is probably at our outpost.

November 6th, 1914

Венгжевице.

Утром меня вызвали в штаб полка, и я получил приказание идти в разведку в направлении Бржезины. Я взял 3 гусар. Был сильнейший туман, в нескольких шагах ничего не было видно, и дозор мой шел на расстоянии каких-нибудь 20 шагов.

В деревне Прецлав я остановился, слез с коня, и мы стали прислушиваться. Вдали был слышен шум передвигающихся войск, стук колес, ржание коней. Оказалось, что я уже проехал линию немецкого сторожевого охранения, и этот шум – это главные силы немцев, идущие на город Петроков.

В одной из изб лежал стрелок 18-ого сибирского полка, которому ночью орудие отдавило ногу. Я приказал поляку найти подводу и везти его в Ежов. Стрелок рассказывал, что рано утром пришли немцы пехотинцы и, видя его лежащим на дороге, один из них хотел его пристрелить, но начальник запретил, и немец его лишь ткнул сапогом. Потом приехали немецкие кавалеристы. Сразу двое из них слезли с коней, осмотрели его, перевязали ногу, перетащили в халупу и дали хлеба и молока. Стрелок решил, что кавалерия добрая, а пехота – злая.

Осторожно пробрался на переезд и остановился здесь в доме сторожа, чтобы накормить людей и лошадей, и вместе с тем держать дорогу под наблюдением. Благодаря густому туману мне удалось уйти незаметно, когда немецкий эскадрон подошел на расстояние шагов 200. Вдоль линии железной дороги двинулись мы на Колошки, чтобы присоединиться к полку.

Не доходя немного до Колошек узнаю, что там тоже немцы. Ориентируясь по компасу, мы шли по полям и через леса до самой темноты до фольварка Венчженовицы. Хозяин любезно пригласил меня переночевать. Я поставил гусар в середине громадного огороженного каменной стеной скотного двора, где были конюшни и стойла для коров и который имел 2 выхода. Один выход накрепко закрыл, а у другого поставил часового. Мой план был такой: придут немцы ночью, я уйду через другие ворота.

Не прошло и четверть часа, как тревога. Прибежал запыхавшийся парнишка и сообщил, что подходят “германы”. Мы приготовились. Но вдруг, о радость, это наш взвод 6-ого эскадрона с корнетом Астафьевым во главе. Пришел сюда в сторожевку. Значит и полк близко. Удачно я выбрал направление. Теперь уже спокойно, под охраной заставы, мы расположились на ночлег, и я провел милый вечер в обществе управляющего и Астафьева. Оказалось, что дивизия еще днем ушла из Колошек, так что мое послание не дошло до полка, а гусар попал как кур во щи, заехав в занятый противником город.

Vengzhevitse.

I was called to staff headquarters this morning, where I received an order to go on a reconnaissance mission in the direction of Brzeziny. I took three hussars with me. The fog was thick; it was impossible to see anything more than a few steps in front of me, and my patrol was some twenty steps behind.

I stopped at the village Pretslav, got off my horse, and we began listening. In the distance we could hear the movement of troops, the thud of wheels, and the neighing of horses. It seemed that I had already crossed over the German’s defense line, and that this noise was coming from the Germans’ main forces, which were headed toward the city of Petrokov.

In one of the huts lay a gunman from the 18^th Siberian Regiment, whose leg had been crushed by a canon last night. I ordered a Pole to find a cart and take him to Ezhov. The gunman told me that the German infantrymen came early in the morning and when they saw him lying in the road, one wanted to shoot him but his commanding officer forbade it, and so he just kicked him aside. Then the German cavalrymen arrived. Two of them immediately got off their horses, looked him up and down, tied up his legs, dragged him into the hut, and gave him a bit of bread and milk. The gunman decided that cavalry are kind, but infantry are cruel.

I carefully made my way to the crossing and stopped right there at a guard’s house to feed my men and my horses, and to keep the road under surveillance. Thanks to the thick fog I was able to go unnoticed when the German squadron stopped only 200 feet away from where I was. We continued along the railroad to Koloshki to join the Regiment.

We were not far from Koloshki when I learned that the Germans were there too. Using a compass, we went over the fields and through the forest in the dark until we arrived at the Vengzhevitse folwark. The owner graciously invited us to spend the night. I put the hussars in the middle of an enormous cattle yard, surrounded by a stone fence. There were stables and stands for the cows, and there were only two exits. One exit was securely locked, and I set up an hourly watch schedule for the other. My plan was that I would escape through the opposite exit when the Germans came in the night.

Not fifteen minutes had passed when we got a warning. An out-of-breath young man came and told us that the “Deutsch” were on their way. We prepared outselves. But all of a sudden – what joy! – it was our 6th Squadron, headed by Kornet Astafyev. He had come to keep lookout. That meant that the regiment was close as well. It turns out I’d led us in the right direction. Now I was calm and we were under protection. We settled in to go to bed, and I spent a nice evening in the company of the overseer and Astafyev. It turned out that the division left Koloshek earlier in the day, so my message never got to the regiment, and so the hussars found themselves in hot water, entering a city that was occupied by the enemy.

November 7th, 1914

Переночевали спокойно, и в 10 часов утра присоединились к полку.

Мой брат Георгий все еще не вернулся в эскадрон. Неужели попал в плен? Мне было предсказано, что он попадется в плен еще в Иркутске по дороге в полк. Я попросил его быть острожным, но он этого не исполнил. Однажды, возвращаясь под вечер из разведки, я проходил наше сторожевое охранение, и более, чем в полуверсте впереди я встретил брата одного и пешком. “Почему ты ходишь один впереди сторожевого охранения? – спросил я, а брат самым серьезным образом ответил: “Видишь ли, я выбрал для заставы хорошую позицию, и теперь решил выяснить, что находится на расстоянии 1000 шагов от заставы”. “Почему ты не взял с собой ни одного гусара?” “Да они устали, а я привык еще в училище много ходить и бегать, для меня это пустяки”. Я его пожурил и проводил до заставы. В душе я был рад, что из него вышел хороший и храбрый офицер, но попросил его еще раз быть осторожным.

В полку сказали, что мы отрезаны от нашей 2-ой Армии.

Проходя вдоль железной дороги, наша дивизия обнаружила в поезде 5 батарею 10-ой артиллерийской бригады, брошенную в поле без прикрытия. Батарее помогли выгрузиться, и она присоединилась к нам. Офицеры были очень довольны, что из пешей батареи обратились в конную и не отставали от дивизии ни на шаг. А когда был приказ стать на позицию, то эта батарея так лихо выкатилась вперед и так быстро открыла огонь, что посрамила 10-ую конную.

Заночевали мы в местечке Уязд, верстах в 30 к северо-востоку от города Петрокова, недалеко от железной дороги Колошки-Конск-Кельцы.

Вчера шел снег, сегодня было холодно, и земля замерзла, став твердой, как камень. Плохо для пехоты – окопы скоро не вырыть. Эскадрон пошел в сторожевку, а у меня такие боли в желудке, что я остался при штабе полка за квартирьера.

We slept without any disruptions, and at 10 in the morning we joined up with the regiment.

My brother Georgy has still not returned to the squadron. Could it be that he has been captured? Back in Irkutsk, I had a premonition that he would be captured on his way to the regiment. I asked him to be careful, but he couldn’t even do that for me. Once, returning around evening from a scouting mission, I passed some of our sentries and then more than half a verst out in front of them, I ran into my brother. He was on foot and alone. “Why are you walking alone out in front of our sentries?,” I asked, and he replied in the most serious manner, “Don’t you see, I’ve picked a good position for an outpost, and I have decided to find out what is located 1000 steps from it.” “Why didn’t you take any hussars with you?” “They’re all tired out, and anyway at school I was used to walking and running a lot, so this is nothing for me.” I chided him and led him back to the outpost. In my heart I was happy that he had become a good, brave officer, but I asked him again to be careful.

Our regiment has been informed that we’ve been cut off from our 2nd Army.

As we were passing along the railroad tracks, our division discovered the 5th Battery of the 10th Artillery Brigade in a train, which had been abandoned in a field without any covering. We helped load the cannons, and the battery joined up with us. The officers were very pleased that an infantry battery had been transitioned to a cavalry battery, and stayed glued to the division. And when the order came down to take positions, this battery took position and opened fired so quickly that it put the 10th Cavalry Brigade to shame.

We stayed the night in the village of Uyazd. The town is about 30 versts to the north-east from the city of Petrokov, not far from the Koloshki-Konsk-Kel’tsy railroad.

Yesterday it snowed, and today it was cold. The ground froze and is as hard as rock. It’s bad for the infantry, for soon they won’t be able to dig trenches. The squadron went on guard duty, but the pain in my stomach is so severe that I stayed in the regiment headquarters as the quartering officer.

November 8th, 1914

Сегодня вместе с эскадроном догонял полк. Мы пошли на юго-запад в направлении на Петроков. Здесь вчера наши сильно потрепали немцев. По дороге валялось много убитых лошадей и разбитые германские повозки. Заночевали в деревне Булы. Холодно, но не очень. Вьюков все нет и нет.

Today our squadron spent the day catching up to the regiment. We went south-west in the direction of Piotrków. Our troops gave the Germans a good beating here yesterday. There were a lot of dead German horses and overturned wagons scattered along the road. We stayed the night in the village of Buly. It was cold, but bearable. We still don’t have our packs.

November 9th, 1914

Утром мы обнаружили, что шагах в 700 от нашей деревеньки были окопы 38-ого пехотного полка. Очевидно, только день или два назад, как здесь был сильный бой. Около наскоро вырытых окопов лежало до 50 наших и до 15 немецких трупов. Было видно, что многие из убитых сперва долго мучились и потом замерзли от потери крови. Об этом можно было судить по положению трупов, так неестественно скрючившихся. Некоторые перед смертью крестились и так и застыли с перстами, сложенными для креста. Среди трупов – один подпрапорщик. Немцы, очевидно, обошли окопы и, поставив на фланге пулемет, били вдоль окопов. Груды гильз говорили о том. Много головных ранений.

Я послан на разведку. Уезжаю и думаю, почему никто не собирает оружие и не хоронит убитых? Хотел было взять пристреленную винтовку на память, но тяжело будет возить.

Идти мне надо было на север в направлении Бржезина, опять без карт. В одной деревне подходит ко мне «пан», отдает по уставу честь и рапортует: «Житья от немцев нет. Помогите.» «Ты кто?» Оказалось, что это унтер-офицер одного из пехотных полков вместе с солдатами переоделся в польские костюмы, боялся попасть в плен. «Тоже сделали и немцы, но их оказалось больше, вот они и обижают наших».У меня не было свободного времени мирить их и ловить немцев. Я взял только 2 хорошие казачьи лошади, которые были брошены в деревне и пошел дальше.

У деревни Боров я обнаружил крупные силы противника. Местные жители говорили, что лес полон обозов и артиллерии. Хотел пробраться в лес, но был обстрелян в 5 пунктах. Тогда взял направление на шоссе Колошки-Бржезин и заночевал на фольварке близ дороги, куда вечером подошел разъезд 16-го Тверского драгунского полка под командой корнета Хуршилова. Часов около 10 вечера прошел разъезд нижегородских драгун под командой унтер-офицера, который сообщил, что не так далеко отсюда ночует санитарный отряд немцев, и санитары вооружены парабеллумами. Он отнял штук 5 и везет их в полк. Мне и корнету тоже захотелось получить пистолеты, и мы решили сообща сделать набег. У него был почти взвод, а у меня 6 гусар. Хозяин фольварка обещал дать нам проводника, который знал кратчайший путь до деревни, где ночевали немцы.

This morning we discovered that the 38th Infantry Regiment dug trenches 700 paces from our village. It was obvious that, a day or two ago, a serious battle had taken place here. The corpses of up to 50 of our own men and up to 15 Germans lay close to the hastily dug trenches. It was obvious that the victims first suffered for a long time, and later froze from loss of blood. We deduced this from the positions of the corpses, which were twisted in an unnatural way. Some had crossed themselves before death and their hands froze that way. A sub-lieutenant was among the corpses. It seems that the Germans circumvented the trenches and placed a machine gun on the flank. This was clear from the piles of shells. There were many head injuries.

I have been sent on a reconnaissance mission. As I leave, I wonder why nobody was gathering weapons or burying the dead. I wanted to take a rifle, to keep as a memory, but it would be too hard to carry.

I had to go north in the direction of Brzeziny, and again I have no map. In one of the villages, a “Pan” comes up to me, gives me his honor and reports, “The Germans won’t let us live. Please help.” “Who are you?,” I asked. It seemed that this was a non-commissioned officer with the soldiers of the infantry regiments who had disguised himself in Polish attire, afraid of being captured. “The Germans did the same thing, but there are more of them and they are causing us difficulties.” I did not have free time to reconcile them and to capture Germans. I took only 2 good Cossack horses, which had been left behind in the village, and I went on.

In the village of Borov I discovered a large enemy force. The locals told me that there were many carts and artillery that could be found in the forest. I wanted to go into the woods, but was fired at from 5 points. Then I went in the direction of the Kolushki-Brzeziny highway and spent the night at a farm near the road, which is where the 16th Tver Dragun Regiment, under the command of Kornet Khurshilov, had arrived on patrol. At around 10 pm the Nizhny Novgorod Dragun patrol, under the command of a non-commissioned officer, reported that the German medical squad had set up camp for the night not far from our location, and that the paramedics were armed with Parabellum guns. He had snatched away 5 guns and carried them back to the Regiment. The Kornet and I also wanted to get pistols, and we decided to go on a raid together. He essentially had a full platoon and I had 6 hussars. The owners of the farm promised to give us a guide to lead us by the shortest route possible to the village where the Germans slept.

November 10th, 1914

Выступили мы рано – часа в 4 утра. Было темно, и наш проводник – молодой парень из пастухов, повел нас «немцев резать», как говорил Хуршилов. Часа 2 мы плутали, пока парень не сознался, что сбился с пути.

Чуть светало, когда мы входили в деревню Витковице, которая была битком набита нашей пехотой. Я решил искать свой полк, а корнет – свой, но хотелось поговорить со старыми знакомыми из 6-ой Сибирской стрелковой дивизии. И одной из хат поблизости был штаб этой дивизии, и я заглянул туда. Меня стали угощать чаем и расспрашивать о войне. Дивизия эта только что прибыла с Дальнего Востока. Первым делом я попросил карту и сообщил то, что я знал о потивнике. Гдядя в окно, я обратил их внимание на идущие в южном направлении колонны стрелков. Что они думают? Ведь немцы недалеко, а они в колоннах. Артиллеристы сказали мне, что штаб неверно ориентирован. Но не прошло и нескольких минут, как раздались выстрелы, и шрапнель начала рваться в месте, куда подошла голова колонны. Обоз в панике начал поворачивать и скакать назад. Кухня перевернулась, и мои гусары набрали полные торбы «пайков». Но роты немедленно развернулись в цепи и пошли вперед. Через час бой был в полном разгаре.

Проехав в Бржезин, я пытался узнать в штабе, где наша дивизия. Мне сказали, что Александрийские гусары пошли на Пловно. В Пловно я полка не нашел. Мой товарищ по училищу хорунжий рассказал мне, что вчера их разъезд отнял у немецких улан несколько русских шашек с клеймом 5 Г.П., и что по словам жителей близ Пловно был взят в плен гусарский разъезд с офицером. Когда я отдыхал на площади, ко мне подошел поляк и сказал, что офицер в такой же форме спал у него, и что немцы захватили его и гусар спящими, так как они, бродя 3 дня в тылу у немцев, так устали, что спали как убитые. Когда немцы хотели поляка расстрелять за укрывательство русских, то офицер просил за него, и его отпустили. Я сказал ему, что это мой брат, и поляк поцеловал мою руку.

We hit the road early – around 4am. It was dark, and our guide, a young shepherd boy, took us on our mission to “cut out the Germans,” as Khurshilov used to say. We wandered around for about two hours until the boy realized that he had lost his bearings.

Dawn was setting in as we were entering the village of Vítkovice, which was completely packed with our infantry. I decided to look for my regiment, and the cornet to look for his, but I felt like talking to some old friends from the 6th Siberian Rifle Division. Division headquarters was housed in one of the nearby huts, so I stopped in. They treated me to tea and asked questions about the war. The division had just arrived from the Far East. Right away I asked for a map and told them what I knew about the enemy. Looking out of the window, I drew their attention to the columns of gunners moving south. What are they thinking? The Germans are close, and yet they move in columns. The artillerymen told me that those at headquarters do not have the proper orientation. Just a few minutes later, shots were fired and shrapnel explosions followed near the front of the convoy. In a panic, the caravan turned and began racing in the opposite direction. The kitchen was overturned and my hussars stuffed their bags with “rations.” But the platoons quickly formed skirmish lines and started moving forward. In an hour the battle was in full swing.

When I came to Brzeziny, I tried to clarify the location of our division at headquarters. I was told that the Alexandrian Hussars had advanced to Plovno. I didn’t find my regiment in Plovno. A junker I knew from military school told me that the day before their mounted patrol had seized several Russian sabers stamped with 5 G.P. from the German Ulans, and that according to Plovno locals, a Hussar mounted patrol had been taken prisoner, together with an officer. As I was taking a break in a square, a Polish man came up to me and said that an officer in the same uniform as mine was sleeping at his place, and that the Germans had caught and captured him and the hussars while they were asleep, because they were exhausted after wandering for three days behind enemy lines and slept like the dead. When the Germans tried to shoot the Polish man for hiding Russians, the officer asked that the man’s life be spared and so he was let go. I told him that the officer in question was my brother, and he kissed my hand.

November 11th, 1914

Ночую со штабом 2-ого армейского корпуса. Утром я опять отправился искать свой полк. Встретил бежавшего из плена казака 5-ого Донского полка. От страха он спорол лампасы и погоны. Оказалось, что его вели в группе, где были гусары и брат. Они были очень печальны. Я подарил казаку подобранную мной лошадь, и он просил до присоединения к дивизии быть со мной.

Часов около 8 утра вижу – идет фурманка, и на ней 4 офицера, причем двое без фуражек и щинелей. Я вышел узнать, в чем дело? Оказалось – тоже бежавшие из плена. Я пригласил их к себе и угостил чаем. Это были 2 корнета 8-ого Дубенского гусарского полка. Вот что они передали мне: вчера к вечеру в Бржезин собрались на ночлег разъезды различных полков. Обстановка была отличная – дивизия громила немцев. Взято 3000 пленных, 70 орудий и масса обозов. То и дело подходили новые партии пленных. Ночью хозяин дома, где ночевали мои рассказчики, разбудил их со словами: «Скорее вставайте, немцы.» Они выругались, подумав, что не немцы, а сибиряки новых пленных пригнали. Но, выглянув в окно, увидели колонну немцев с оружием в руках. Они бросились через черный вход во двор и далее в огороды. Пробежав верст 10, уже при свете дня нашли подводу и приехали сюда.

21-ый Сибирский стрелковый полк потерял из 90 офицеров 78. Геройски умер, сделав последний выстрел из орудия, так как вся прислуга была перебита, командир 1-ой батареи 6-ой Сибирской стрелковой бригады подполковник Егоров. Георгиевский кавалер за Японскую войну.

Я узнал, что среди попавших в плен были генерал Зелинский, полковник Косов, капитан Цирк и др. Все мои знакомые по Дальнему Востоку. Часть пленных была отбита. Около 250 человек спасли лейб-казаки. Они сделали засаду на опушке леса, из которого выходила колонна пленных и с 2 сторон напали на конвой, который был почти весь перерублен.

В то время, когда я слушал эти рассказы, я увидал в окно скачущих всадников и узнал наших гусар по командой унтер-офицера Верещагина, молодца и рубаки. Я вышел на площадь. Верещагин подлетел ко мне и доложил, что за ним на хвосту шли 2 эскадрона немцев, и что они уже близко. Я сперва не поверил. Как же так, я же в той стороне ночевал вчера с казачьим полком. Но оценил обстановку и понял, что надо спешить, иначе штаб 2-ого Армейского корпуса будет добычей немцев. Сели на коней. У Верещагина 9 гусар, и у меня 6 гусар. Казак для связи был послан немедленно в штаб. Проходящему пехотному унтер-офицеру приказал набрать как можно больше солдат (всегда есть бродячие на улице) и занять с ними позицию на бугре перед переездом.

Не доходя до бугра, я остановил людей, а сам тихонько выехал вперед, чтобы видеть, что делается за бугром, но себя не обнаруживать. Вижу, на перезде стоят немцы – человек 50 кавалеристов, кто слез с лошади, кто верхом, один сидит на шлагбауме и курит. От переезда до Пловно – 1 верста. Надо скорее их отогнать. К востоку от переезда путь идет по выемке, а к западу – по насыпи. В конном строю перейти трудно. Я осадил коня, приказал гусарам разомкнуться пошире и с криком «Ура» мы вынеслись на бугор. Немцы сразу опешили, стали садиться на коней, и в беспорядке уходить на север. Я за ними. Сперва немцы шли по дороге, потом свернули и стали уходить в березовый лесок. До них шагов 200, но догнать не можем. Березняк хоть и редкий, но раза 2 я получил сильные удары по лицу и, наскочив на ветки, чуть не выколол глаза. Вижу, немцы оглядываются и ход сбавляют. Поняли, что нас мало. Когда кончился лесок, я увидел, что Верещагин был прав. Стоят 2 эскадрона в развернутом строю на поляне и совсем недалеко. Я приказал остановиться и снять винтовки, подойти к деревьям и стрелять, положив винтовки на сучки. Хотел дать залп, но ничего не вышло: из 16 винтовок половина заржавела. А от немецкого фронта тем временем отделился взвод человек 40 и пошел галопом вдоль речки. Я подумал, что хотят меня отрезать от переезда, и стал уходить. Немцы, видя, что им не проскочить виадук раньше меня, повернули мне на хвост. Кони у них были свежие, но я шел напрямик. Подхожу к переезду и думаю, как там моя пехота? Собрались или нет? Проскочили переезд, и я сразу взял вправо. Вот и немцы у переезда, но их встретил дружный залп с бугра. Это пехотный унтер-офицер, набрав человек 30 солдат, уже окопался и, пропустив меня, встретил непрошенных гостей. Я, заехав за бугор, сразу же послал одного гусара в штаб корпуса со словесным донесением, а остальных спешил, и мы стали огнем преследовать отходивших немцев. Они рассыпались по полю, но подойти к железной дороге не решались. Идя впереди, гусары побрали несколько пик, брошенных немцами, может быть пригодятся.

Через некоторое время прибыла полусотня кубанцев под командой уже старика войскового старшины. Он был так стар, что сперва даже в бинокль не мог найти немцев, а когда урядник наконец показал их ему, то он сказал: «Да их много. Что я сделаю с полусотней?» Я извинился, сказав, что я здесь случайно и должен ехать в полк.

Собрав гусар, поехал в штаб, думая там узнать о местонахождении полка. В штабе была суматоха. Когда я нашел полковника Лебедева и сказал, что ищу полк, он сперва не обратил на меня внимания. Когда же я предложил ему трофеи-пики, и он узнал, что я только что отогнал немцев, то стал благодарить меня и называть спасителем. Обратясь к дверям одной из комнат, где находился ненерал-лейтенант Чурин, командир 2-ого армейского корпуса, Лебедев сказал: «Ваше превосходительство, или мы к войскам или войска к нам?»

Было решено, что штаб перейдет ближе к линии фронтовых частей. Видя, что здесь ничего не узнаю, я пошел сперва на площадь, а потом взял направление на Стрыков, думая где-нибудь да найти полк.

I am spending the night with the headquarters of the Second Army Corps. In the morning I set out to look for my regiment again. I ran into a Cossack of the Fifth Don Regiment who had fled after being taken prisoner. Out of fear he had ripped off all his stripes and shoulder straps. It turned out that he had been part of the group that included the Hussers and my brother. They were very sad. I gave the Cossack the horse I had picked up earlier and he asked to stay with me until we were reunited with the division.

At about 8 in the morning I saw a cart with four officers in it, two of whom were without uniform caps and coats. I went outside to find out what was going on. It turned out they were also escaped prisoners. I invited all of them in and treated them to tea. They were two cornets from the Eighth Dubensky Hussar Regiment. This is what they told me: by nightfall of the previous day, mounted patrols from different regiments gathered in Brzeziny and spent the night there. The situation was perfect – the division was destroying the Germans. 3000 people were taken prisoner, along with 70 guns and a bunch of wagons. Groups of prisoners kept arriving. In the middle of the night, the owner of the house where my guests were staying woke them up with the words: “Get up quickly, the Germans are here.” They cursed and thought that it was not the Germans but rather the Siberians bringing in more prisoners. But after looking out the window, they saw columns of Germans with guns in their hands. They rushed out the back door, into the yard, and through the garden. Having run about 10 versts, now in broad daylight, they finally found a cart and came here.

The 21st Siberian Rifle Regiment lost 78 officers out of 90. Lieutenant Colonel Egorov, commander of the first battery of the Sixth Siberian rifle brigade, died a hero after firing the last shot from his cannon, after all the servants had been shot dead. He was a cavalier of the order of St. George, which he had earned in the Russo-Japanese War.

I knew that General Zelinsky, Colonel Kosov, Captain Tsirk, and others were among those taken prisoner. All of them were people I knew from the Far East. Some of the prisoners were liberated in battle. The Leib-guard Cossacks saved about 250 people. They set up an ambush in a clearing in the woods, through which the convoy carrying the prisoners would pass, and attacked the convoy from both sides, breaking it up almost entirely.

While I was listening to these stories, I looked out of the window, saw galloping horsemen, and recognized our Hussars under the command of non-commissioned officer Vereshchagin, a brave heart and a fierce fighter. I came out into the square. Vereshchagin dashed towards me and reported that two squadrons of Germans had been following him and that they were very close. At first I didn’t believe him. It simply couldn’t be true, as I’d spent the night over there yesterday with the Cossacks regiment. But then I assessed the situation and realized that we needed to rush or the headquarters of the 2nd Army Corps would be captured by the Germans. We mounted our horses. Vereshchagin had nine Hussars, and I had six. A Cossack was immediately sent to the headquarters to provide communication. An infantry non-commissioned officer was passing by, so I ordered him to get as many soldiers together as possible (there are always some wandering around in the street) and deploy them on top of the hill before the crossing.

Before reaching the hill, I stopped the men and quietly rode ahead by myself, so that I could see what was going on behind the hill without showing myself. There I saw Germans at the crossing – about 50 cavalrymen, some off their horses, some still on horseback, one sitting on top of the barrier gate smoking. It was one verst from the crossing to Plovno. We needed to drive them away as soon as possible. To the east of the crossing there was a dip in the road, and to the west of the crossing – a sand hill. It would be hard to cross here in equestrian formation. I slowed my horse, ordered the Hussars to spread out as much as possible, and with a loud “hurrah!” we dashed out onto the hill. The Germans were taken by surprise, mounted their horses, and left towards the north in chaos. I followed them. At first the Germans went along the road, then they turned and started to disappear into the birch tree grove. They were only about two hundred steps away, but I couldn’t catch them. Even though the birch trees were thinly scattered, the branches hit my face hard a couple of times and almost poked my eyes out. Then I noticed that the Germans were looking back and slowing down. They had realized that there were just a few of us. Once we had gone through the grove, I saw that Vereshchagin was right. There were two squadrons in expanded formation in the clearing, quite close to us. I ordered to stop, take the guns, stand behind the trees, and shoot with the guns resting on the knots of the trees. I planned to fire a salvo of shots upon them, but it didn’t work: half of our 16 guns were rusted out. Meanwhile, a platoon of about 40 men dispatched from the German front and galloped along the river. I thought they wanted to cut me off from the crossing and I started to retreat. The Germans realized that they wouldn’t be able to cross the viaduct before me and set out on my tail. Their horses were fresh, but I continued ahead. As I approached the crossing, I wondered how my infantry was doing. Had they managed to put together a group of men or not? We got through the crossing and I took a sharp right. Now the Germans had reached the crossing, but a salvo of shots were fired at them from the hill. It was the infantry non-commissioned officer who had gathered about 30 men, positioned them in trenches and, after letting me through, attacked the unwanted guests. I passed the hill and immediately sent a Hussar to the corps headquarters with a verbal message while I ordered the others to dismount, and we then started to shoot at the retreating Germans. They scattered across the field, but didn’t dare approach the railroad. As they were moving forward the Hussars picked up several lances dropped by the Germans. Perhaps they will come in handy.

A little later, fifty Kuban Cossacks arrived under the command of an old army Sergeant Major. He was so old that at first he couldn’t even locate the Germans with his binoculars, and when the Sergeant pointed them out to him he said, “Yes, there are a lot of them. But what can I do with fifty men?” I apologized, said that I was there by accident, and that I had to leave for the regiment.

I gathered the Hussars and we went to headquarters, planning to find out the location of my regiment there. There was chaos in the headquarters. When I found Colonel Lebedev and told him that I was looking for the regiment, at first he ignored me. However, when I offered him the lances we had taken as trophies, and when he found out that I had just driven the Germans away, he started thanking me and calling me a savior. Lebedev addressed the door of one of the rooms where Lieutenant General Churin, Commander of the 2nd Army Corps was sitting: “Your Excellency, do we go to the troops, or do the troops come to us?”

It was decided that headquarters would move closer to the front line. It was obvious that I would not find out anything here, so I first went to the square and then set out in the direction of Stryków, still hoping to find my regiment somewhere.

« Older Entries

Next Entries »