Выступили мы рано – часа в 4 утра. Было темно, и наш проводник – молодой парень из пастухов, повел нас «немцев резать», как говорил Хуршилов. Часа 2 мы плутали, пока парень не сознался, что сбился с пути.

Чуть светало, когда мы входили в деревню Витковице, которая была битком набита нашей пехотой. Я решил искать свой полк, а корнет – свой, но хотелось поговорить со старыми знакомыми из 6-ой Сибирской стрелковой дивизии. И одной из хат поблизости был штаб этой дивизии, и я заглянул туда. Меня стали угощать чаем и расспрашивать о войне. Дивизия эта только что прибыла с Дальнего Востока. Первым делом я попросил карту и сообщил то, что я знал о потивнике. Гдядя в окно, я обратил их внимание на идущие в южном направлении колонны стрелков. Что они думают? Ведь немцы недалеко, а они в колоннах. Артиллеристы сказали мне, что штаб неверно ориентирован. Но не прошло и нескольких минут, как раздались выстрелы, и шрапнель начала рваться в месте, куда подошла голова колонны. Обоз в панике начал поворачивать и скакать назад. Кухня перевернулась, и мои гусары набрали полные торбы «пайков». Но роты немедленно развернулись в цепи и пошли вперед. Через час бой был в полном разгаре.

Проехав в Бржезин, я пытался узнать в штабе, где наша дивизия. Мне сказали, что Александрийские гусары пошли на Пловно. В Пловно я полка не нашел. Мой товарищ по училищу хорунжий рассказал мне, что вчера их разъезд отнял у немецких улан несколько русских шашек с клеймом 5 Г.П., и что по словам жителей близ Пловно был взят в плен гусарский разъезд с офицером. Когда я отдыхал на площади, ко мне подошел поляк и сказал, что офицер в такой же форме спал у него, и что немцы захватили его и гусар спящими, так как они, бродя 3 дня в тылу у немцев, так устали, что спали как убитые. Когда немцы хотели поляка расстрелять за укрывательство русских, то офицер просил за него, и его отпустили. Я сказал ему, что это мой брат, и поляк поцеловал мою руку.

We hit the road early – around 4am. It was dark, and our guide, a young shepherd boy, took us on our mission to “cut out the Germans,” as Khurshilov used to say. We wandered around for about two hours until the boy realized that he had lost his bearings.

Dawn was setting in as we were entering the village of Vítkovice, which was completely packed with our infantry. I decided to look for my regiment, and the cornet to look for his, but I felt like talking to some old friends from the 6th Siberian Rifle Division. Division headquarters was housed in one of the nearby huts, so I stopped in. They treated me to tea and asked questions about the war. The division had just arrived from the Far East. Right away I asked for a map and told them what I knew about the enemy. Looking out of the window, I drew their attention to the columns of gunners moving south. What are they thinking? The Germans are close, and yet they move in columns. The artillerymen told me that those at headquarters do not have the proper orientation. Just a few minutes later, shots were fired and shrapnel explosions followed near the front of the convoy. In a panic, the caravan turned and began racing in the opposite direction. The kitchen was overturned and my hussars stuffed their bags with “rations.” But the platoons quickly formed skirmish lines and started moving forward. In an hour the battle was in full swing.

When I came to Brzeziny, I tried to clarify the location of our division at headquarters. I was told that the Alexandrian Hussars had advanced to Plovno. I didn’t find my regiment in Plovno. A junker I knew from military school told me that the day before their mounted patrol had seized several Russian sabers stamped with 5 G.P. from the German Ulans, and that according to Plovno locals, a Hussar mounted patrol had been taken prisoner, together with an officer. As I was taking a break in a square, a Polish man came up to me and said that an officer in the same uniform as mine was sleeping at his place, and that the Germans had caught and captured him and the hussars while they were asleep, because they were exhausted after wandering for three days behind enemy lines and slept like the dead. When the Germans tried to shoot the Polish man for hiding Russians, the officer asked that the man’s life be spared and so he was let go. I told him that the officer in question was my brother, and he kissed my hand.