Утром двинулись на Бржезин. Жители очень любезны, выставили на дороге самовары и поят проходящих солдат чаем.

Говорят, что 22 ноября мы отдали Лодзь. Атаки немцев на линии Лович-Пловно-Стрыков отбиты со страшными потерями у противника. Вечером приехал ротмистр Доможиров.

Переписывая дневник, вспомнил один случай, но не помню, когда он был – в октябре или ноябре. Как-то раз дозорные донесли, что бригада немецких улан готовится к атаке. Полк наш был в полном составе. Командир дал сигнал к атаке на кавалерию. Как сейчас, представляю веселые лица гусар. Они расплылись в такие широкие улыбки, что я даже смеялся. Между эскадронами ездил ротмистр барон Торнау. Хотя ему было 80 лет, но все звали его Женя. Женя воодушевился и воодушевлял и без того рвущихся в бой гусар. Но, увы, немцы не приняли атаки и ушли. Так было обидно. Я был твердо уверен, что мы бы разметали уланскую бригаду. Потом часа 2 я ругался и не мог успокоиться.

In the morning we moved to Brzeziny. The villagers are very nice, putting samovars out along the road and treating passing soldiers to tea.

There’s a rumour that we retreated from Lodz on November 22. We held back the German attacks on the Lovno- Łowicz – Stryków front line and the enemy suffered terrible losses. In the evening, captain Domozhirov arrived.

As I was rewriting my diary I recalled an incident, but I do not exactly remember when it happened – in October or November. There was this one time when the scouts reported that a brigade of German Ulans was preparing to attack us. Our regiment was in full force. The commander gave the signal to attack the cavalry. I can still see the happy faces of the hussars. They all had such broad smiles on their faces, that I couldn’t help but laugh. Captain Baron Tornau was riding in between the squadrons. Despite the fact that he was 80, everybody called him Zhenya. Zhenya was inspired and was inspiring the hussars, who were already eager to go into battle. But, sadly, the Germans avoided the attack and left. It was so upsetting. I was so sure that we would destroy the Ulan brigade. For two hours afterwards I stayed angry and couldn’t calm down.