Если я не сплю, то все время в окопах обхожу взводы, разглядываю немцев. Гусарам запретил стрелять. Уже многих немцев я подстрелил. Вчера день прошел спокойно, немцы сидели как мыши. Зато мы безобразничали, наша 8-дюймовая гаубичная батарея открыла огонь. Это была демонстрация, ибо левее нас шло наступление.

Окопы нашего эскадрона расположены у самого устья Бзуры. Главная позиция немцев далеко под лесом. Окопы сторожевого охранения соединены у них ходами сообщения. Здесь-то я их и ловлю. Интересно, что выстрелов нашей батареи совершенно не слышно, снаряд вылетает гудя из земли. Жутко, наверное, немцам, когда из мрака несется вдруг его зловещее шипение. Ночью был туман, и луна даже не помогала: дальше 100 шагов ничего не было видно.

Сегодня в 2 часа дня при сильном ветре наш летчик бросал бомбы. Немцы красиво, но неудачно его обстреляли. Вечер прошел спокойно.

When I’m not sleeping, I spend all my time in the trenches, inspecting the platoon and watching the Germans. The Hussars have been forbidden to shoot, but I’ve already shot many Germans. Yesterday passed quietly, the Germans were as quiet as mice. But it was we who reacted disgracefully, when our 8-inch howitzer battery opened fire as a cover for our leftern advance.

Our squadron’s trenches are located at the mouth of the Bzura. The main German front is deep in the woods. Their patrol trenches are connected by communication trenches. That’s where I catch the Germans. Interestingly, from here the shots from our battery are entirely inaudible as shells are fired from the earth. It’s undoubtedly frightening to the Germans, when the ominous hiss of the shells suddenly rushes from the gloom. At night the fog was thick and not even the moon shone through. You couldn’t see more than 100 paces in front of you.

Today at two in the afternoon our pilot dropped his bombs in a strong wing. The German returned fire beautifully, but their bombing was unsuccessful. The evening was uneventful.