В 2 часа ночи меня разбудил дежурный по эскадрону и доложил, что немцы идут в контратаку. Приказываю вызвать всех людей из землянок на линию огня. Ночь была морозная. В воздух взлетали немецкие ракеты. Иногда тьму прорезал луч прожектора. Атака была отбита, и в 5 часов утра я лег спать. Телефонист доложил, что он подслушал сообщение о том, что уже наведен мост через Бзуру, пригодный для артиллерии. Забавно иногда подслушать, что говорят по телефону. Писк, звонок, все линии соединены, слышен то штаб дивизии, то полк, то батарея, а иногда все вместе.

По телефону передали в пехоту, что в 5 часов будет наше наступление. Я приказал меня разбудить по первому выстрелу. Проспал до 6 часов и вышел в окопы. Все было тихо. Окопы были пусты и заняты лишь нарядом, а все люди отдыхали в землянках. Вчера оттепель согнала весь снег, но было холодно.

В 8 часов утра я опять лег поспать, но спал недолго, в 9 часов меня разбудили. Из телефонных разговоров я узнал, что Хмелевской батарее приказано сбить 2 дома, стоящих в 300 шагах перед нашей пехотой. Приказание было исполнено блестяще. Потом продолжался обстрел деревни. Позже я узнал, что Хмелевская батарея была так укрыта от взоров противника, что ежедневная разведка немецких самолетов не могла ее обнаружить. Батарея, нанося огромный вред противнику, сама оставалась неуязвимой. Ее командир капитан Жданов был награжден орденом Святого Георгия.

В 12 часов дня было подслушано приказание снять с позиции 3 эскадрона гусар и три эскадрона драгун. Таким образом, ротмистр Доможиров остался за начальника участка и ушел во вторую линию, оставив меня за командира эскадрона. Мне пришлось раздаться и занять часть соседнего участка. Какой-то немец с утра палит в наши окопы и чуть не ранил несколько человек.

Около 6 часов вечера подслушали по телефону жалобу пехоты на какую-то батарею, что бьет по своим, а через минуту появился командир 3-его эскадрона, чтобы по телефону передать в штаб, что на его участке разорвалось 7 снарядов с тыла. Кто это так отличается? У меня в окопе новость – кошка, белая, довольно грязная, но премилая и веселая до бесконечности. Можно сказать, что с опасностью для жизни я ее спас, сняв с бруствера во время пулеметного огня и принес в землянку. Поев, она повеселела.

Пишу эти строки почти в полночь. Еще с 8 часов вечера слышал разговоры о наступлении. Целый час артиллерия громила немцев, после чего наступили перебежки. С 11 часов с минуты на минуту ждут удара в штыки. Передают, как задерживает проволока, как ее ломают и режут. Проход узкий. Командир пехотного полка по телефону торопит атаку. Ему отвечают, что вот-вот загремит «Ура!». А один раз был ответ: «Дайте людям пожрать». Я не могу спать и жду исхода боя. Да, подобная обстановка бывает редко, когда так много знаешь, слышишь и видишь.

 

At 2 in the morning I was woken up by the squadron on duty officer, who reported that the Germans are counterattacking. I order everybody from the bunker to the line of fire. It was a frosty night. The Germans shot rockets in the air. Sometimes the rays of the searchlight cut through the darkness. The attack was thwarted, and at five in the morning I went to sleep. The operator reported that he overheard how a bridge suitable for artillery has been built across the Bzura. Sometimes it can be amusing to eavesdrop over the telephone lines. A beep, a ring, all lines connected–sometimes the division headquarters is on the line, sometimes it’s the regiment or the battery, and sometimes everyone at once.

They informed the infantry over the phone that at 5 in the morning we will advance. I requested to be woken up at the sound of the first shot. I slept until 6 o’clock and then went into the trenches. Everything was quiet. The trenches were empty and occupied by only one squad, since everybody else was relaxing in the bunkers. Yesterday the thaw drove away all the snow, but it was cold.

I went back to sleep at 8 am, but not for long, since I was woken up at 9 am. I learned from phone conversations that the Khmelevsky battery was ordered to demolish two houses, located 300 paces ahead of our infantry. The order was executed stunningly. The bombardment of the village continued. Later I learned that the Khmelevsky battery remained so hidden from the enemy’s eyes, that even the military intelligence of the German planes couldn’t locate it. The battery inflicted massive damage to our enemies while remaining invincible. Its commander, Captain Zhdanov, was awarded the Order of Saint George.

At 12 o’clock noon, we overheard an order to remove the 3rd Husar Squadron and three Dragoon squadrons from the front. Consequently, Captain Domozhirov remained commander of the area and left for the second line, leaving me in command of the squadron. I had to command and occupy a part of the adjacent unit’s area. Some German has been setting fire to our trenches since morning, nearly injuring several people.

Around 6 o’clock in the evening we overheard a complaint by the infantry, saying that one of the batteries was firing upon their own. A minute later, the commander of the 3rd Squadron appeared and asked to transmit over the telephone that seven shells from the front had exploded in his area. Who is doing this? I have some news from the trench: a cat– she is white and quite dirty, but cute and unbelievably playful. One might say that I risked my life to save her, since I snatched her off the parapet in the middle of machine-gun fire and brought her to the bunker. After feeding her, she cheered up.

It is nearly midnight as I am writing this. What’s more, since 8 o’clock in the evening there has been discussion of an attack. For a full hour, the artillery thundered the Germans, after which we advanced in leaps and bounds. Every minute since 11 o’clock we have awaited strikes from their bayonets. They say that barbed wire is holding up our men, and that they have to cut and hack their way through it. The passageway is narrow. The infantry regiment commander is hastening the attack over the phone. He was told that a yell of “Hoorah!” will come soon. Once, he received a different answer: “Let the people eat.” I can’t sleep and I am looking forward to the end of the fighting. Indeed, you rarely find yourself in such a situation where you know, hear, and see so much.