January 1-22, 1922
Вельтереден.
1 января. Вернулся из Бутенцорга, куда ездил праздновать Новый Год. На Старый я не могу пожаловаться, что-то даст Новый? Печальное было в Старом Году – болезнь мамы и смерть Лели Стерлиговой.
12 января. Газеты сообщают, Германия и Франция готовы признать большевиков. Ленин едет в Вашингтон на конференцию. Так и не желают «друзья» допустить Россию поправиться. Большевики объявляют эмигрантов лишенными русского подданства. Хочется в Россию жить среди своих, а тут над головой висит голландский язык. Ну как его изучать без голландско-русского словаря. Тоска по женщине. По хорошей русской женщине.
15 января. На этой неделе должен уехать. Пора, а то деньги выходят здесь ужасно, и получаю их меньше, чем в горах. Надо начать копить на дорогу. Нет времени, все приходится убивать на ненужный голландский язык, а еще более на знакомых – тянет к русским.
Veltereden.
January 1st. I returned from Buitenzorg,[1]– where I traveled to celebrate the New Year. I can’t complain about last year, but who knows what the new one will bring? Sad things happened last year: mom’s sickness and Lela Sterligova’s death.
January 12th. The newspapers say that Germany and France are ready to recognize the Bolsheviks. Lenin is headed to Washington for a conference. Russia’s “friends” don’t want to allow her to recover. The Bolsheviks declared that emigrants’ citizenship has been revoked. I would like to live in Russia among my own people. Here the Dutch language hangs over my head, but how can I learn it without a Dutch-Russian dictionary? I long for a woman. For a good Russian woman.
January 15th. I need to leave this week. It’s time, as money goes awfully fast here. I make little money, less than in the mountains. I need to begin saving up for travel. I have no time, I waste it all on the useless Dutch language, and even more of it on acquaintances. I long for Russians.
[1] Present day Bogor.