Vladimir Petrushevsky

12 верст на восток от Пловно.

Пришли сюда в 3 часа дня. Ночью почти не спал. Штаб корпуса был не в Стрыкове, а в 3 верстах от него. Перед этим я слышал рассказы о штабе 6-ой Сибирской стрелковой дивизии, как штаб дивизии ночью неожиданно ушел, и разъезды попались в плен, поэтому я поставил часового смотреть за штабом и донести немедля, как он станет уходить.

Около 1 часа ночи штаб стал собираться в поход. Я поднял гусар и двинулся в хвосте колонны. В одной из деревень, пройдя версты 3, я остановился и заночевал с 6-ой Донской Лейб-гвардии батареей.

Утром встал и вижу, как по улице идет мой полк, и я тотчас присоединился к нему. Слава богу, нашел. Говорили, что Лович взят немцами, но он наш. Все этому рады. 2-ым эскадроном временно командует поручик Посажной, а я – единственный субалтерн.

12 Versts to the East of Plovno.

We arrived here at 3 in the afternoon. I hardly slept at all during the night. It turned out that the division headquarters was not located in Stryków, but was three versts away. Earlier I’d heard stories about the 6th Siberian Rifle division, about how the headquarters of the division had unexpectedly left in the night and the mounted patrols were taken prisoner, so I dispatched a guard to watch over the headquarters and to report to me immediately in case it started to leave.

At around 1 am the headquarters began to prepare to set out. I woke up the hussars and joined the back of the convoy. In one of the villages, after traveling about three versts, I stopped for the night with the 6th Don Leib-Guard Battery.

In the morning I got up and saw my regiment marching in the street, so I immediately joined them. Thank God I found them. I heard rumors that Łowicz had been captured by the Germans, but in fact it wasn’t the case. Everybody was happy to hear that. Lieutenant Posazhnoy is temporarily in charge of the 2nd Squadron, and I am the only subaltern officer.

Лошкавице.

Утром пошли в сторону Пловно, но вечером вернулись обратно.

Lokhvytsia.

In the morning we moved in the direction of Plovno, but we returned in the evening.

Ночуем между Ловичем и Пловно. Полк придан Гвардейской дивизии генерала Казнакова. Ходил в разведку. Выезжая из деревни встретил Великого князя Бориса Владимировича, командира Лейб-гвардии Атаманского полка. Я его не знал в лицо. Вижу полковник стоит и рассматривает карту. Я слез с коня и попросил сделать набросок карты. Он меня угостил папироской и пожелал удачи. Все время я говорил с ним, называя его «господин полковник», и лишь отъехав, от знакомого офицера Атаманца узнал, что это их командир и Великий Князь.

В полку на лицо около 15 офицеров, остальные или в командировке или ранены и больны. Сам я еще креплюсь, хотя желудок дает себя знать.

Сегодня 2 забайкальца Лейб-Гвардии Сводного казачьего пока атаковали 8 немецких улан. Трех убили и одного захватили в плен. Сами легко ранены пиками.

We are spending the night between Łowicz and Plovno. The regiment has been assigned to the Imperial Guards division under the command of General Kaznakov. I went on a scouting mission. As I was leaving the village I ran into Grand Duke Boris Vladimirovich, Commander of the Imperial Leib-Guard Atamansky regiment. I had never seen him before. I see a colonel standing and looking at a map. I dismounted my horse and asked to make a sketch of the map. He gave me a smoke and wished me luck. As I talked to him, I called him “Colonel, Sir,” and only when I’d ridden off did I learn from an officer in the Atamansky regiment that this man was their commander and Grand Duke.

There are currently around 15 officers on active duty in the regiment, the rest are either away on official business or are wounded and sick. I am trying to act strong, even though my stomach is causing me trouble.

Today two Transbaikal men from the combined Imperial Leib-guard Cossack regiment attacked eight German Ulans. They killed three of them and took one prisoner. They themselves were lightly wounded with lances.

Бродил без толку между Ловичем и Пловно. Присоединился к своей дивизии.

I was wandering around without purpose between Łowicz and Plovno. I joined up with my division.

Деревня Чатолин.

С нами в расположении эскадрона ночевал молодой герцог Лихтенбергский. Квартирьер передал мне привет от «казацкого офицера», но я не пошел узнать, от кого. Утром узнал, что от герцога Лихтенбергского. Я его еще юнкером знал, он товарищ по училищу моего брата, очень милый и скромный юноша.

Стали в сторожевку. Моя застава в доме на краю деревни, которая вытянулась на несколько верст. Здесь только больной старик, мы его покормили. Ночью пришла старуха и обнаружила, что из под кровати старика пропала одна из двух индюшек. Стала ругать гусар, а старик говорит: «Как тебе не стыдно. Может быть наш Ясь тоже проголодался и взял где-нибудь индюшку. Это ведь война». Оказался, старый солдат. Я ему заплатил за его птицу.

Village of Chatolin.

A young Duke of Leuchtenberg spent the night with us in our squadron location. A billeting officer passed on a “hello” to me from a “Cossack officer,” but I didn’t go to find out who it was. In the morning I found out it was the Duke of Leuchtenberg. I knew him when he was just a junker. He is my brother’s friend from military school, a very nice and modest young man.

We settled in on a guarding mission. My outpost was in a house on the edge of the village that stretched for several versts. Only a sick old man was living there and we gave him food. At night his wife arrived and discovered that one of two turkeys had disappeared from under the old man’s bed. She started blaming the hussars, but the old man said, “Shame on you. What if our Yas’ got hungry and took a turkey from somewhere? There’s a war going on, after all.” He turned out to be an old soldier. I paid him for his bird.

Под утро пришла пехота и окопалась на окраине деревни. Пока пришло приказание снять мою заставу, разыгралась драма: Ко второй халупе вдруг едет походная кухня. Я сказал пехотному поручику, что глупо так близко подъезжать, но он заявил, что люди есть хотят и устали. Вдруг открыли огонь немцы и стали ловко обстреливать край деревни. В это время я получил приказ присоединиться к полку. Я шел по улице, буквально перебегая от дома к дому под градом шрапнели. Нас, гусар, не тронуло, а пехотных побило много… Лович хотят отдать.

The infantry arrived around morning and dug trenches on the edge of the village. Before the order came for me to take leave of the outpost, a dramatic scene played out: a travelling kitchen suddenly appeared at the second hut. I told the infantry lieutenant that it was stupid for them to come up so close, but he reported that the people were hungry and tired. All of a sudden the Germans opened fired, skillfully firing at the edge of the village. At this moment I received the order to join the regiment. I walked along the street, literally running short treks from house to house with shrapnel falling all around me. We, the hussars, were spared, but a lot of infantry men were killed … There’s talk now about giving up Łowicz.

Днем ничего не делали. Хотели ночевать в той же деревне, но вдруг говорят – обход. Наш эскадрон в сторожевке. Я в деревне, где полковой лазарет пехотного полка, то есть в тылу своих.

We didn’t do anything during the day. We wanted to spend the night in the same village, but then we unexpectedly heard of a detour. Our squadron is on a guarding mission. I am in the village with the infantry regiment infirmary, that is, in our rear.

Оказывается, что вчера никакого обхода и прорыва не было. Мое впечатление, что мы не на месте и нас без толку гоняют позади своей пехоты. Много бродячих солдат. «Кто вы? Какой части?» «Ах, ваше благородие. Наш полк разбит, батальонный сказал: «Спасайся, кто может». Я сперва верил, хоть и удивлялся, а потом за подобные ответы приказывал бить нагайками.

Turns out there was no detour or breakthrough yesterday. My impression is that we are in the wrong place and are being pointlessly moved around behind our infantry. A lot of lost soldiers. “Who are you? What unit?” “Oh, Your Excellency. Our regiment is destroyed, the regiment commander said, “Run for your life!” At first I believed them, even though I was surprised. But then I ordered that they be beaten with whips for such answers.

Деревня Чатолин.

Сегодня у нас вроде отдыха: мы ничего не делаем. Поляки напали на гусара Рогальского и стали избивать его дубьем, кажется за то, что он взял для кухни дрова. Я видел эту картину, бросился ему на помощь со стеком. В то время, как я замахивался на поляка, то не видя меня за спиной, он в кровь разбил мою поднятую руку, за что потом был выпорот по приказанию Пасажного.

Уже становилрсь темно, когда нас подняли по тревоге и повели в другую деревню за 2 версты. А на наше место встала 14-ая кавалерийская дивизия. Приехал казначей и выдал жалование. Я получил за 3 месяца. Наконец-то пришли наши вьюки. Я еще не так страдал, имея запасное белье в кобуре и всякую мелочь, а многие офицеры, не желая отягощать коня, ничего не имели, даже полотенца. Конечно, в результате все обзавелись милыми насекомыми.

Village of Chatolin.

Today we are having kind of a break, doing nothing. Some Poles attacked Hussar Rogal’sky and beat him up with oak branches, seemingly because he had taken firewood for the kitchen. I saw this happening and rushed to help him with a riding crop. The Polish man had his back to me and didn’t see me raise the crop at him. He hit my arm and drew blood, after which he was whipped as a punishment on Pasazhnoy’s orders.

Dusk was falling when we were put on alert and taken to another village, two versts away. The 14th Cavalry Division took our spot. The treasurer came and paid us our salary. I received three months worth. Finally our packs arrived. I didn’t suffer too much, since I had extra undergarments and miscellaneous items in my saddlebags, but some officers didn’t have anything, not even a towel, for fear of placing unwanted burden on their horses. Of course, as a result, little bugs had taken up residence in everything.

Перешли к югу. Нас, очевидно, держат в тылу на всякий слуяай, так как идет сильный бой на линии Лович-Пловно-Стрыков. Неприятна неизвестность. Вот бы пойти в прорыв, сделанный пехотой.

We moved to the south. We are being kept in the rear just in case, since fighting is in full swing on the Lovno- Łowicz – Stryków front line. Uncertainty is troubling. How great it would have been to take part in the breakthrough carried out by the infantry.

Сидим на старой квартире. Вдруг в 7 часов вечера началась адская стрельба по всему фронту. Куда не глянешь, видны разрывы шрапнелей и орудийные отблески. Гул стоял сплошной. Иногда стрельба стихала, и гремело «ура!» Бедная пехота, достанется ей. В нашей халупе дрожат стекла. Наверное, и нас потревожат. А пока корнет Янушкевич завел грамофон и «Почему я безумно люблю» наводит мысли на совсем мирные воспоминания. Начал писать письма.

Вдруг тревога. Пошли всем полком по направлению к позиции, но пройдя 4 версты, были отозваны обратно.

Staying in the same old place. Suddenly hellish fire started at 7pm along the whole front line. Wherever you look, shrapnel is exploding and guns are shimmering. Everywhere there is a dull hum. Sometimes the gunshots would calm down, and then you’d hear the boom of a loud “hoorah!” The poor infantry, they’re going to get hit hard. The glass is rattling in our hut. We will probably get hit too. But for now, Cornet Yanushkevich put “Why am I So Madly in Love?” on the gramophone, a song that brings back such peaceful memories. I started writing letters.

Alert all of a sudden. The whole regiment started moving towards the set position, but after walking four versts, we were called back.

Все на старом месте. Даже скучно стало. Играем в преферанс. Я выиграл. Скверно, что с желудком моим не все в порядке. Доктор посылает меня в обоз, а мне стыдно.

Still in the same old place. It’s starting to get boring. We are playing “Preference.” I won. It’s awful that I am having trouble with my stomach. The doctor is sending me to join the transport convoy, and I feel ashamed of that.

Утром двинулись на Бржезин. Жители очень любезны, выставили на дороге самовары и поят проходящих солдат чаем.

Говорят, что 22 ноября мы отдали Лодзь. Атаки немцев на линии Лович-Пловно-Стрыков отбиты со страшными потерями у противника. Вечером приехал ротмистр Доможиров.

Переписывая дневник, вспомнил один случай, но не помню, когда он был – в октябре или ноябре. Как-то раз дозорные донесли, что бригада немецких улан готовится к атаке. Полк наш был в полном составе. Командир дал сигнал к атаке на кавалерию. Как сейчас, представляю веселые лица гусар. Они расплылись в такие широкие улыбки, что я даже смеялся. Между эскадронами ездил ротмистр барон Торнау. Хотя ему было 80 лет, но все звали его Женя. Женя воодушевился и воодушевлял и без того рвущихся в бой гусар. Но, увы, немцы не приняли атаки и ушли. Так было обидно. Я был твердо уверен, что мы бы разметали уланскую бригаду. Потом часа 2 я ругался и не мог успокоиться.

In the morning we moved to Brzeziny. The villagers are very nice, putting samovars out along the road and treating passing soldiers to tea.

There’s a rumour that we retreated from Lodz on November 22. We held back the German attacks on the Lovno- Łowicz – Stryków front line and the enemy suffered terrible losses. In the evening, captain Domozhirov arrived.

As I was rewriting my diary I recalled an incident, but I do not exactly remember when it happened – in October or November. There was this one time when the scouts reported that a brigade of German Ulans was preparing to attack us. Our regiment was in full force. The commander gave the signal to attack the cavalry. I can still see the happy faces of the hussars. They all had such broad smiles on their faces, that I couldn’t help but laugh. Captain Baron Tornau was riding in between the squadrons. Despite the fact that he was 80, everybody called him Zhenya. Zhenya was inspired and was inspiring the hussars, who were already eager to go into battle. But, sadly, the Germans avoided the attack and left. It was so upsetting. I was so sure that we would destroy the Ulan brigade. For two hours afterwards I stayed angry and couldn’t calm down.

У меня были такие боли в желудке, что полковой врач дал записку и просил командира полка отправить меня в Варшаву.

Сначала я ехал верхом. По дороге встретил знакомых сибиряков. Надо мной часто кружились немецкие аэропланы, а наших аэропланов было мало. До Скерневиц доехал только к 5 часам вечера и, проехав через Царский парк, попал на вокзал. Поезд должен был отойти через минуту, и я вскочил в единственный вагон 2-ого класса, наполненный раненными нижними чинами и занял место в купе, где сидело несколько офицеров и 2 молодых человека, которые оказались нашими шпионами и только что вернулись из немецкого тыла. Это были 2 поляка, которые по их словам больше из спорта, чем из-за денег добывали важные сведения.

До Варшавы нас поезд не довез. Около 11 часов вечера мы остановились в 5 верстах от Варшавы, я сперва пошел пешком, а потом поехал на маневрирующем поезде. По дороге мы встретили поезда с запасными маршевыми ротами. Солдаты были хорошо снаряжены и призводили отличное впечатление.

В Варшаве явился к коменданту и с трудом получил место в гостинице «Люксембург», так как «Бристоль» был переполнен. После грязных деревень было так отрадно проезжать по чистым улицам.

I was having such pains in my stomach that the regiment doctor gave me a note and asked the regiment commander to send me to Warsaw.

I started off on horseback. On the way I ran into some Siberian friends. German airplanes were often soaring above me, while I saw only a few of our planes. It was 5 pm when I got to Skierniewice, and after passing through the Tsar Park, I arrived at the railway station. The train was due to leave in a minute, so I jumped into the only 2nd class car full of wounded lower rank soldiers and took my seat in the compartment with several officers and two young men. As it turned out, they were our spies who had just returned from the German rear. They were Polish men who, in their own words, were mining important information for sport, rather than for money.

The train never took us to Warsaw. Close to 11pm we stopped 5 versts away from Warsaw. At first I walked and then I boarded a switch train. On the way we crossed paths with trains carrying reserve marching platoons. The soldiers were well equipped and produced a great impression.

In Warsaw I reported to the commandant and with much difficulty got a room in the hotel “Luxembourg,” because the “Bristol” was overcrowded. After all the dirty villages I had been in, it was a pleasure to ride along clean streets.

Варшава.

Сегодня, как и вчера, дивная погода. После холодных ветров это как весна. В госпитале мне предложили полечиться с неделю, а я как раз сегодня чувствую себя хорошо. Значит надо ехать в полк. Остаться очень заманчиво. Можно было бы выписать жену, от которой получил сегодня письмо и телеграмму, но я все время так стыдился болезни, что теперь чувствуя себя хорошо, ни за что не останусь. Сделал покупки и погулял по городу.

Варшавянки очень изящны – от паненок до простой прислуги. С трудом пополнил мой запас коньяка, который я всегда давал раненым на поле сражения. В табачном магазине достал бутылку с одной звездочкой за 10 рублей.

В Варшаве много чисто одетых офицеров. В грязной, мной же самим заплатанной шинели я чувствовал себя неловко, но потом поборол ложный стыд. Ведь я же с фронта.

Warsaw.

Like yesterday, the weather is beautiful today. After the cold winds it feels like spring. In the hospital I was offered to undergo a weeklong course of treatment, but I actually feel well today. It means I should go back to the regiment. It is really tempting to stay. I could summon my wife, from whom I had just received a letter and a telegram, but I have always been so ashamed of my illness and definitely won’t stay here, now that I am feeling well. I went shopping and walked around the city.

The women of Warsaw are very graceful – from ladies to simple servant women. It took some effort to replenish my supply of cognac, which I had always offered to the wounded on the battlefield. In the tobacco shop I got a bottle with one star for ten rubles.

In Warsaw there are many cleanly dressed officers. I felt uneasy in my dirty uniform overcoat that I sewed and patched myself, but soon I overcame this false feeling of shame. After all, I have just come from the front.

Закончил покупки. Сел в один из отходящих на фронт поездов.

Finished shopping. Got onto one of the trains leaving for the frontline.

В 4 часа утра поезд подошел к станции Радзивилов, в 9 верстах от Скерневицы, но туда мы попали только в 12 часов дня. Я бы пешком дошел в 3 раза скорее. Встретил знакомого сапера поручика Вардеса, товарища по кадетскому корпусу. Нашел вестового с конем и с попутным обозом попал в деревню Вильковице. Остановился отдохнуть в хорошем барском доме. От гусарского фицера узнал, что наша дивизия ушла под Петроков. Мой желудок опять разболелся.

At 4am the train arrived at the Radziwills station, nine versts from Skierniewice, but we only actually arrived at 12 noon. I could have walked there three times faster. I ran into a field engineer, Lieutenant Vardes, a friend from the cadet corps. I found an orderly with a horse and reached the village of Wilkowice with a convoy going my way. I took a break at a nice manor-house. From a hussar officer I learned that our division had left for Petrokov. My stomach started hurting again.

Переночевал в приятной компании и было бы все хорошо, если бы ни боли в животе, которые часто невыносимы.

Видел бронированный автомобиль. Был случай, когда один броневик пошел вечером в сторону немцев с полными огнями. Идущая навстречу немецкая кавалерийская колонна приняла его за свой и расступилась, чтобы дать дорогу, а броневик, пройдя до середины колоны, остановился и открыл огонь из всех пулеметов.

I spent the night in pleasant company and everything would’ve been great if not for the pains in my stomach that often become unbearable.

I saw an armored automobile. One time, there was an armored vehicle that started moving in the direction of the Germans with all its lights on. A German cavalry convoy, coming from the opposite direction, took it for its own armored vehicle and made space for it to pass through. The armored vehicle reached the middle of the convoy, stopped, and opened fired with all its machine guns.

Поехал дальше уже на телеге, так как верхом было сидеть невозможно, и я лежал на сене. Заночевал в 6 верстах от Петрокова.

I continued my way in a cart, because I could no longer sit on horseback, and lay in the hay. I spent the night six versts away from Petrokov.