Vladimir Petrushevsky

Выступили мы рано – часа в 4 утра. Было темно, и наш проводник – молодой парень из пастухов, повел нас «немцев резать», как говорил Хуршилов. Часа 2 мы плутали, пока парень не сознался, что сбился с пути.

Чуть светало, когда мы входили в деревню Витковице, которая была битком набита нашей пехотой. Я решил искать свой полк, а корнет – свой, но хотелось поговорить со старыми знакомыми из 6-ой Сибирской стрелковой дивизии. И одной из хат поблизости был штаб этой дивизии, и я заглянул туда. Меня стали угощать чаем и расспрашивать о войне. Дивизия эта только что прибыла с Дальнего Востока. Первым делом я попросил карту и сообщил то, что я знал о потивнике. Гдядя в окно, я обратил их внимание на идущие в южном направлении колонны стрелков. Что они думают? Ведь немцы недалеко, а они в колоннах. Артиллеристы сказали мне, что штаб неверно ориентирован. Но не прошло и нескольких минут, как раздались выстрелы, и шрапнель начала рваться в месте, куда подошла голова колонны. Обоз в панике начал поворачивать и скакать назад. Кухня перевернулась, и мои гусары набрали полные торбы «пайков». Но роты немедленно развернулись в цепи и пошли вперед. Через час бой был в полном разгаре.

Проехав в Бржезин, я пытался узнать в штабе, где наша дивизия. Мне сказали, что Александрийские гусары пошли на Пловно. В Пловно я полка не нашел. Мой товарищ по училищу хорунжий рассказал мне, что вчера их разъезд отнял у немецких улан несколько русских шашек с клеймом 5 Г.П., и что по словам жителей близ Пловно был взят в плен гусарский разъезд с офицером. Когда я отдыхал на площади, ко мне подошел поляк и сказал, что офицер в такой же форме спал у него, и что немцы захватили его и гусар спящими, так как они, бродя 3 дня в тылу у немцев, так устали, что спали как убитые. Когда немцы хотели поляка расстрелять за укрывательство русских, то офицер просил за него, и его отпустили. Я сказал ему, что это мой брат, и поляк поцеловал мою руку.

We hit the road early – around 4am. It was dark, and our guide, a young shepherd boy, took us on our mission to “cut out the Germans,” as Khurshilov used to say. We wandered around for about two hours until the boy realized that he had lost his bearings.

Dawn was setting in as we were entering the village of Vítkovice, which was completely packed with our infantry. I decided to look for my regiment, and the cornet to look for his, but I felt like talking to some old friends from the 6th Siberian Rifle Division. Division headquarters was housed in one of the nearby huts, so I stopped in. They treated me to tea and asked questions about the war. The division had just arrived from the Far East. Right away I asked for a map and told them what I knew about the enemy. Looking out of the window, I drew their attention to the columns of gunners moving south. What are they thinking? The Germans are close, and yet they move in columns. The artillerymen told me that those at headquarters do not have the proper orientation. Just a few minutes later, shots were fired and shrapnel explosions followed near the front of the convoy. In a panic, the caravan turned and began racing in the opposite direction. The kitchen was overturned and my hussars stuffed their bags with “rations.” But the platoons quickly formed skirmish lines and started moving forward. In an hour the battle was in full swing.

When I came to Brzeziny, I tried to clarify the location of our division at headquarters. I was told that the Alexandrian Hussars had advanced to Plovno. I didn’t find my regiment in Plovno. A junker I knew from military school told me that the day before their mounted patrol had seized several Russian sabers stamped with 5 G.P. from the German Ulans, and that according to Plovno locals, a Hussar mounted patrol had been taken prisoner, together with an officer. As I was taking a break in a square, a Polish man came up to me and said that an officer in the same uniform as mine was sleeping at his place, and that the Germans had caught and captured him and the hussars while they were asleep, because they were exhausted after wandering for three days behind enemy lines and slept like the dead. When the Germans tried to shoot the Polish man for hiding Russians, the officer asked that the man’s life be spared and so he was let go. I told him that the officer in question was my brother, and he kissed my hand.

Ночую со штабом 2-ого армейского корпуса. Утром я опять отправился искать свой полк. Встретил бежавшего из плена казака 5-ого Донского полка. От страха он спорол лампасы и погоны. Оказалось, что его вели в группе, где были гусары и брат. Они были очень печальны. Я подарил казаку подобранную мной лошадь, и он просил до присоединения к дивизии быть со мной.

Часов около 8 утра вижу – идет фурманка, и на ней 4 офицера, причем двое без фуражек и щинелей. Я вышел узнать, в чем дело? Оказалось – тоже бежавшие из плена. Я пригласил их к себе и угостил чаем. Это были 2 корнета 8-ого Дубенского гусарского полка. Вот что они передали мне: вчера к вечеру в Бржезин собрались на ночлег разъезды различных полков. Обстановка была отличная – дивизия громила немцев. Взято 3000 пленных, 70 орудий и масса обозов. То и дело подходили новые партии пленных. Ночью хозяин дома, где ночевали мои рассказчики, разбудил их со словами: «Скорее вставайте, немцы.» Они выругались, подумав, что не немцы, а сибиряки новых пленных пригнали. Но, выглянув в окно, увидели колонну немцев с оружием в руках. Они бросились через черный вход во двор и далее в огороды. Пробежав верст 10, уже при свете дня нашли подводу и приехали сюда.

21-ый Сибирский стрелковый полк потерял из 90 офицеров 78. Геройски умер, сделав последний выстрел из орудия, так как вся прислуга была перебита, командир 1-ой батареи 6-ой Сибирской стрелковой бригады подполковник Егоров. Георгиевский кавалер за Японскую войну.

Я узнал, что среди попавших в плен были генерал Зелинский, полковник Косов, капитан Цирк и др. Все мои знакомые по Дальнему Востоку. Часть пленных была отбита. Около 250 человек спасли лейб-казаки. Они сделали засаду на опушке леса, из которого выходила колонна пленных и с 2 сторон напали на конвой, который был почти весь перерублен.

В то время, когда я слушал эти рассказы, я увидал в окно скачущих всадников и узнал наших гусар по командой унтер-офицера Верещагина, молодца и рубаки. Я вышел на площадь. Верещагин подлетел ко мне и доложил, что за ним на хвосту шли 2 эскадрона немцев, и что они уже близко. Я сперва не поверил. Как же так, я же в той стороне ночевал вчера с казачьим полком. Но оценил обстановку и понял, что надо спешить, иначе штаб 2-ого Армейского корпуса будет добычей немцев. Сели на коней. У Верещагина 9 гусар, и у меня 6 гусар. Казак для связи был послан немедленно в штаб. Проходящему пехотному унтер-офицеру приказал набрать как можно больше солдат (всегда есть бродячие на улице) и занять с ними позицию на бугре перед переездом.

Не доходя до бугра, я остановил людей, а сам тихонько выехал вперед, чтобы видеть, что делается за бугром, но себя не обнаруживать. Вижу, на перезде стоят немцы – человек 50 кавалеристов, кто слез с лошади, кто верхом, один сидит на шлагбауме и курит. От переезда до Пловно – 1 верста. Надо скорее их отогнать. К востоку от переезда путь идет по выемке, а к западу – по насыпи. В конном строю перейти трудно. Я осадил коня, приказал гусарам разомкнуться пошире и с криком «Ура» мы вынеслись на бугор. Немцы сразу опешили, стали садиться на коней, и в беспорядке уходить на север. Я за ними. Сперва немцы шли по дороге, потом свернули и стали уходить в березовый лесок. До них шагов 200, но догнать не можем. Березняк хоть и редкий, но раза 2 я получил сильные удары по лицу и, наскочив на ветки, чуть не выколол глаза. Вижу, немцы оглядываются и ход сбавляют. Поняли, что нас мало. Когда кончился лесок, я увидел, что Верещагин был прав. Стоят 2 эскадрона в развернутом строю на поляне и совсем недалеко. Я приказал остановиться и снять винтовки, подойти к деревьям и стрелять, положив винтовки на сучки. Хотел дать залп, но ничего не вышло: из 16 винтовок половина заржавела. А от немецкого фронта тем временем отделился взвод человек 40 и пошел галопом вдоль речки. Я подумал, что хотят меня отрезать от переезда, и стал уходить. Немцы, видя, что им не проскочить виадук раньше меня, повернули мне на хвост. Кони у них были свежие, но я шел напрямик. Подхожу к переезду и думаю, как там моя пехота? Собрались или нет? Проскочили переезд, и я сразу взял вправо. Вот и немцы у переезда, но их встретил дружный залп с бугра. Это пехотный унтер-офицер, набрав человек 30 солдат, уже окопался и, пропустив меня, встретил непрошенных гостей. Я, заехав за бугор, сразу же послал одного гусара в штаб корпуса со словесным донесением, а остальных спешил, и мы стали огнем преследовать отходивших немцев. Они рассыпались по полю, но подойти к железной дороге не решались. Идя впереди, гусары побрали несколько пик, брошенных немцами, может быть пригодятся.

Через некоторое время прибыла полусотня кубанцев под командой уже старика войскового старшины. Он был так стар, что сперва даже в бинокль не мог найти немцев, а когда урядник наконец показал их ему, то он сказал: «Да их много. Что я сделаю с полусотней?» Я извинился, сказав, что я здесь случайно и должен ехать в полк.

Собрав гусар, поехал в штаб, думая там узнать о местонахождении полка. В штабе была суматоха. Когда я нашел полковника Лебедева и сказал, что ищу полк, он сперва не обратил на меня внимания. Когда же я предложил ему трофеи-пики, и он узнал, что я только что отогнал немцев, то стал благодарить меня и называть спасителем. Обратясь к дверям одной из комнат, где находился ненерал-лейтенант Чурин, командир 2-ого армейского корпуса, Лебедев сказал: «Ваше превосходительство, или мы к войскам или войска к нам?»

Было решено, что штаб перейдет ближе к линии фронтовых частей. Видя, что здесь ничего не узнаю, я пошел сперва на площадь, а потом взял направление на Стрыков, думая где-нибудь да найти полк.

I am spending the night with the headquarters of the Second Army Corps. In the morning I set out to look for my regiment again. I ran into a Cossack of the Fifth Don Regiment who had fled after being taken prisoner. Out of fear he had ripped off all his stripes and shoulder straps. It turned out that he had been part of the group that included the Hussers and my brother. They were very sad. I gave the Cossack the horse I had picked up earlier and he asked to stay with me until we were reunited with the division.

At about 8 in the morning I saw a cart with four officers in it, two of whom were without uniform caps and coats. I went outside to find out what was going on. It turned out they were also escaped prisoners. I invited all of them in and treated them to tea. They were two cornets from the Eighth Dubensky Hussar Regiment. This is what they told me: by nightfall of the previous day, mounted patrols from different regiments gathered in Brzeziny and spent the night there. The situation was perfect – the division was destroying the Germans. 3000 people were taken prisoner, along with 70 guns and a bunch of wagons. Groups of prisoners kept arriving. In the middle of the night, the owner of the house where my guests were staying woke them up with the words: “Get up quickly, the Germans are here.” They cursed and thought that it was not the Germans but rather the Siberians bringing in more prisoners. But after looking out the window, they saw columns of Germans with guns in their hands. They rushed out the back door, into the yard, and through the garden. Having run about 10 versts, now in broad daylight, they finally found a cart and came here.

The 21st Siberian Rifle Regiment lost 78 officers out of 90. Lieutenant Colonel Egorov, commander of the first battery of the Sixth Siberian rifle brigade, died a hero after firing the last shot from his cannon, after all the servants had been shot dead. He was a cavalier of the order of St. George, which he had earned in the Russo-Japanese War.

I knew that General Zelinsky, Colonel Kosov, Captain Tsirk, and others were among those taken prisoner. All of them were people I knew from the Far East. Some of the prisoners were liberated in battle. The Leib-guard Cossacks saved about 250 people. They set up an ambush in a clearing in the woods, through which the convoy carrying the prisoners would pass, and attacked the convoy from both sides, breaking it up almost entirely.

While I was listening to these stories, I looked out of the window, saw galloping horsemen, and recognized our Hussars under the command of non-commissioned officer Vereshchagin, a brave heart and a fierce fighter. I came out into the square. Vereshchagin dashed towards me and reported that two squadrons of Germans had been following him and that they were very close. At first I didn’t believe him. It simply couldn’t be true, as I’d spent the night over there yesterday with the Cossacks regiment. But then I assessed the situation and realized that we needed to rush or the headquarters of the 2nd Army Corps would be captured by the Germans. We mounted our horses. Vereshchagin had nine Hussars, and I had six. A Cossack was immediately sent to the headquarters to provide communication. An infantry non-commissioned officer was passing by, so I ordered him to get as many soldiers together as possible (there are always some wandering around in the street) and deploy them on top of the hill before the crossing.

Before reaching the hill, I stopped the men and quietly rode ahead by myself, so that I could see what was going on behind the hill without showing myself. There I saw Germans at the crossing – about 50 cavalrymen, some off their horses, some still on horseback, one sitting on top of the barrier gate smoking. It was one verst from the crossing to Plovno. We needed to drive them away as soon as possible. To the east of the crossing there was a dip in the road, and to the west of the crossing – a sand hill. It would be hard to cross here in equestrian formation. I slowed my horse, ordered the Hussars to spread out as much as possible, and with a loud “hurrah!” we dashed out onto the hill. The Germans were taken by surprise, mounted their horses, and left towards the north in chaos. I followed them. At first the Germans went along the road, then they turned and started to disappear into the birch tree grove. They were only about two hundred steps away, but I couldn’t catch them. Even though the birch trees were thinly scattered, the branches hit my face hard a couple of times and almost poked my eyes out. Then I noticed that the Germans were looking back and slowing down. They had realized that there were just a few of us. Once we had gone through the grove, I saw that Vereshchagin was right. There were two squadrons in expanded formation in the clearing, quite close to us. I ordered to stop, take the guns, stand behind the trees, and shoot with the guns resting on the knots of the trees. I planned to fire a salvo of shots upon them, but it didn’t work: half of our 16 guns were rusted out. Meanwhile, a platoon of about 40 men dispatched from the German front and galloped along the river. I thought they wanted to cut me off from the crossing and I started to retreat. The Germans realized that they wouldn’t be able to cross the viaduct before me and set out on my tail. Their horses were fresh, but I continued ahead. As I approached the crossing, I wondered how my infantry was doing. Had they managed to put together a group of men or not? We got through the crossing and I took a sharp right. Now the Germans had reached the crossing, but a salvo of shots were fired at them from the hill. It was the infantry non-commissioned officer who had gathered about 30 men, positioned them in trenches and, after letting me through, attacked the unwanted guests. I passed the hill and immediately sent a Hussar to the corps headquarters with a verbal message while I ordered the others to dismount, and we then started to shoot at the retreating Germans. They scattered across the field, but didn’t dare approach the railroad. As they were moving forward the Hussars picked up several lances dropped by the Germans. Perhaps they will come in handy.

A little later, fifty Kuban Cossacks arrived under the command of an old army Sergeant Major. He was so old that at first he couldn’t even locate the Germans with his binoculars, and when the Sergeant pointed them out to him he said, “Yes, there are a lot of them. But what can I do with fifty men?” I apologized, said that I was there by accident, and that I had to leave for the regiment.

I gathered the Hussars and we went to headquarters, planning to find out the location of my regiment there. There was chaos in the headquarters. When I found Colonel Lebedev and told him that I was looking for the regiment, at first he ignored me. However, when I offered him the lances we had taken as trophies, and when he found out that I had just driven the Germans away, he started thanking me and calling me a savior. Lebedev addressed the door of one of the rooms where Lieutenant General Churin, Commander of the 2nd Army Corps was sitting: “Your Excellency, do we go to the troops, or do the troops come to us?”

It was decided that headquarters would move closer to the front line. It was obvious that I would not find out anything here, so I first went to the square and then set out in the direction of Stryków, still hoping to find my regiment somewhere.

12 верст на восток от Пловно.

Пришли сюда в 3 часа дня. Ночью почти не спал. Штаб корпуса был не в Стрыкове, а в 3 верстах от него. Перед этим я слышал рассказы о штабе 6-ой Сибирской стрелковой дивизии, как штаб дивизии ночью неожиданно ушел, и разъезды попались в плен, поэтому я поставил часового смотреть за штабом и донести немедля, как он станет уходить.

Около 1 часа ночи штаб стал собираться в поход. Я поднял гусар и двинулся в хвосте колонны. В одной из деревень, пройдя версты 3, я остановился и заночевал с 6-ой Донской Лейб-гвардии батареей.

Утром встал и вижу, как по улице идет мой полк, и я тотчас присоединился к нему. Слава богу, нашел. Говорили, что Лович взят немцами, но он наш. Все этому рады. 2-ым эскадроном временно командует поручик Посажной, а я – единственный субалтерн.

12 Versts to the East of Plovno.

We arrived here at 3 in the afternoon. I hardly slept at all during the night. It turned out that the division headquarters was not located in Stryków, but was three versts away. Earlier I’d heard stories about the 6th Siberian Rifle division, about how the headquarters of the division had unexpectedly left in the night and the mounted patrols were taken prisoner, so I dispatched a guard to watch over the headquarters and to report to me immediately in case it started to leave.

At around 1 am the headquarters began to prepare to set out. I woke up the hussars and joined the back of the convoy. In one of the villages, after traveling about three versts, I stopped for the night with the 6th Don Leib-Guard Battery.

In the morning I got up and saw my regiment marching in the street, so I immediately joined them. Thank God I found them. I heard rumors that Łowicz had been captured by the Germans, but in fact it wasn’t the case. Everybody was happy to hear that. Lieutenant Posazhnoy is temporarily in charge of the 2nd Squadron, and I am the only subaltern officer.

Лошкавице.

Утром пошли в сторону Пловно, но вечером вернулись обратно.

Lokhvytsia.

In the morning we moved in the direction of Plovno, but we returned in the evening.

Ночуем между Ловичем и Пловно. Полк придан Гвардейской дивизии генерала Казнакова. Ходил в разведку. Выезжая из деревни встретил Великого князя Бориса Владимировича, командира Лейб-гвардии Атаманского полка. Я его не знал в лицо. Вижу полковник стоит и рассматривает карту. Я слез с коня и попросил сделать набросок карты. Он меня угостил папироской и пожелал удачи. Все время я говорил с ним, называя его «господин полковник», и лишь отъехав, от знакомого офицера Атаманца узнал, что это их командир и Великий Князь.

В полку на лицо около 15 офицеров, остальные или в командировке или ранены и больны. Сам я еще креплюсь, хотя желудок дает себя знать.

Сегодня 2 забайкальца Лейб-Гвардии Сводного казачьего пока атаковали 8 немецких улан. Трех убили и одного захватили в плен. Сами легко ранены пиками.

We are spending the night between Łowicz and Plovno. The regiment has been assigned to the Imperial Guards division under the command of General Kaznakov. I went on a scouting mission. As I was leaving the village I ran into Grand Duke Boris Vladimirovich, Commander of the Imperial Leib-Guard Atamansky regiment. I had never seen him before. I see a colonel standing and looking at a map. I dismounted my horse and asked to make a sketch of the map. He gave me a smoke and wished me luck. As I talked to him, I called him “Colonel, Sir,” and only when I’d ridden off did I learn from an officer in the Atamansky regiment that this man was their commander and Grand Duke.

There are currently around 15 officers on active duty in the regiment, the rest are either away on official business or are wounded and sick. I am trying to act strong, even though my stomach is causing me trouble.

Today two Transbaikal men from the combined Imperial Leib-guard Cossack regiment attacked eight German Ulans. They killed three of them and took one prisoner. They themselves were lightly wounded with lances.

Бродил без толку между Ловичем и Пловно. Присоединился к своей дивизии.

I was wandering around without purpose between Łowicz and Plovno. I joined up with my division.

Деревня Чатолин.

С нами в расположении эскадрона ночевал молодой герцог Лихтенбергский. Квартирьер передал мне привет от «казацкого офицера», но я не пошел узнать, от кого. Утром узнал, что от герцога Лихтенбергского. Я его еще юнкером знал, он товарищ по училищу моего брата, очень милый и скромный юноша.

Стали в сторожевку. Моя застава в доме на краю деревни, которая вытянулась на несколько верст. Здесь только больной старик, мы его покормили. Ночью пришла старуха и обнаружила, что из под кровати старика пропала одна из двух индюшек. Стала ругать гусар, а старик говорит: «Как тебе не стыдно. Может быть наш Ясь тоже проголодался и взял где-нибудь индюшку. Это ведь война». Оказался, старый солдат. Я ему заплатил за его птицу.

Village of Chatolin.

A young Duke of Leuchtenberg spent the night with us in our squadron location. A billeting officer passed on a “hello” to me from a “Cossack officer,” but I didn’t go to find out who it was. In the morning I found out it was the Duke of Leuchtenberg. I knew him when he was just a junker. He is my brother’s friend from military school, a very nice and modest young man.

We settled in on a guarding mission. My outpost was in a house on the edge of the village that stretched for several versts. Only a sick old man was living there and we gave him food. At night his wife arrived and discovered that one of two turkeys had disappeared from under the old man’s bed. She started blaming the hussars, but the old man said, “Shame on you. What if our Yas’ got hungry and took a turkey from somewhere? There’s a war going on, after all.” He turned out to be an old soldier. I paid him for his bird.

Под утро пришла пехота и окопалась на окраине деревни. Пока пришло приказание снять мою заставу, разыгралась драма: Ко второй халупе вдруг едет походная кухня. Я сказал пехотному поручику, что глупо так близко подъезжать, но он заявил, что люди есть хотят и устали. Вдруг открыли огонь немцы и стали ловко обстреливать край деревни. В это время я получил приказ присоединиться к полку. Я шел по улице, буквально перебегая от дома к дому под градом шрапнели. Нас, гусар, не тронуло, а пехотных побило много… Лович хотят отдать.

The infantry arrived around morning and dug trenches on the edge of the village. Before the order came for me to take leave of the outpost, a dramatic scene played out: a travelling kitchen suddenly appeared at the second hut. I told the infantry lieutenant that it was stupid for them to come up so close, but he reported that the people were hungry and tired. All of a sudden the Germans opened fired, skillfully firing at the edge of the village. At this moment I received the order to join the regiment. I walked along the street, literally running short treks from house to house with shrapnel falling all around me. We, the hussars, were spared, but a lot of infantry men were killed … There’s talk now about giving up Łowicz.

Днем ничего не делали. Хотели ночевать в той же деревне, но вдруг говорят – обход. Наш эскадрон в сторожевке. Я в деревне, где полковой лазарет пехотного полка, то есть в тылу своих.

We didn’t do anything during the day. We wanted to spend the night in the same village, but then we unexpectedly heard of a detour. Our squadron is on a guarding mission. I am in the village with the infantry regiment infirmary, that is, in our rear.

Оказывается, что вчера никакого обхода и прорыва не было. Мое впечатление, что мы не на месте и нас без толку гоняют позади своей пехоты. Много бродячих солдат. «Кто вы? Какой части?» «Ах, ваше благородие. Наш полк разбит, батальонный сказал: «Спасайся, кто может». Я сперва верил, хоть и удивлялся, а потом за подобные ответы приказывал бить нагайками.

Turns out there was no detour or breakthrough yesterday. My impression is that we are in the wrong place and are being pointlessly moved around behind our infantry. A lot of lost soldiers. “Who are you? What unit?” “Oh, Your Excellency. Our regiment is destroyed, the regiment commander said, “Run for your life!” At first I believed them, even though I was surprised. But then I ordered that they be beaten with whips for such answers.

Деревня Чатолин.

Сегодня у нас вроде отдыха: мы ничего не делаем. Поляки напали на гусара Рогальского и стали избивать его дубьем, кажется за то, что он взял для кухни дрова. Я видел эту картину, бросился ему на помощь со стеком. В то время, как я замахивался на поляка, то не видя меня за спиной, он в кровь разбил мою поднятую руку, за что потом был выпорот по приказанию Пасажного.

Уже становилрсь темно, когда нас подняли по тревоге и повели в другую деревню за 2 версты. А на наше место встала 14-ая кавалерийская дивизия. Приехал казначей и выдал жалование. Я получил за 3 месяца. Наконец-то пришли наши вьюки. Я еще не так страдал, имея запасное белье в кобуре и всякую мелочь, а многие офицеры, не желая отягощать коня, ничего не имели, даже полотенца. Конечно, в результате все обзавелись милыми насекомыми.

Village of Chatolin.

Today we are having kind of a break, doing nothing. Some Poles attacked Hussar Rogal’sky and beat him up with oak branches, seemingly because he had taken firewood for the kitchen. I saw this happening and rushed to help him with a riding crop. The Polish man had his back to me and didn’t see me raise the crop at him. He hit my arm and drew blood, after which he was whipped as a punishment on Pasazhnoy’s orders.

Dusk was falling when we were put on alert and taken to another village, two versts away. The 14th Cavalry Division took our spot. The treasurer came and paid us our salary. I received three months worth. Finally our packs arrived. I didn’t suffer too much, since I had extra undergarments and miscellaneous items in my saddlebags, but some officers didn’t have anything, not even a towel, for fear of placing unwanted burden on their horses. Of course, as a result, little bugs had taken up residence in everything.

Перешли к югу. Нас, очевидно, держат в тылу на всякий слуяай, так как идет сильный бой на линии Лович-Пловно-Стрыков. Неприятна неизвестность. Вот бы пойти в прорыв, сделанный пехотой.

We moved to the south. We are being kept in the rear just in case, since fighting is in full swing on the Lovno- Łowicz – Stryków front line. Uncertainty is troubling. How great it would have been to take part in the breakthrough carried out by the infantry.

Сидим на старой квартире. Вдруг в 7 часов вечера началась адская стрельба по всему фронту. Куда не глянешь, видны разрывы шрапнелей и орудийные отблески. Гул стоял сплошной. Иногда стрельба стихала, и гремело «ура!» Бедная пехота, достанется ей. В нашей халупе дрожат стекла. Наверное, и нас потревожат. А пока корнет Янушкевич завел грамофон и «Почему я безумно люблю» наводит мысли на совсем мирные воспоминания. Начал писать письма.

Вдруг тревога. Пошли всем полком по направлению к позиции, но пройдя 4 версты, были отозваны обратно.

Staying in the same old place. Suddenly hellish fire started at 7pm along the whole front line. Wherever you look, shrapnel is exploding and guns are shimmering. Everywhere there is a dull hum. Sometimes the gunshots would calm down, and then you’d hear the boom of a loud “hoorah!” The poor infantry, they’re going to get hit hard. The glass is rattling in our hut. We will probably get hit too. But for now, Cornet Yanushkevich put “Why am I So Madly in Love?” on the gramophone, a song that brings back such peaceful memories. I started writing letters.

Alert all of a sudden. The whole regiment started moving towards the set position, but after walking four versts, we were called back.

Все на старом месте. Даже скучно стало. Играем в преферанс. Я выиграл. Скверно, что с желудком моим не все в порядке. Доктор посылает меня в обоз, а мне стыдно.

Still in the same old place. It’s starting to get boring. We are playing “Preference.” I won. It’s awful that I am having trouble with my stomach. The doctor is sending me to join the transport convoy, and I feel ashamed of that.

Утром двинулись на Бржезин. Жители очень любезны, выставили на дороге самовары и поят проходящих солдат чаем.

Говорят, что 22 ноября мы отдали Лодзь. Атаки немцев на линии Лович-Пловно-Стрыков отбиты со страшными потерями у противника. Вечером приехал ротмистр Доможиров.

Переписывая дневник, вспомнил один случай, но не помню, когда он был – в октябре или ноябре. Как-то раз дозорные донесли, что бригада немецких улан готовится к атаке. Полк наш был в полном составе. Командир дал сигнал к атаке на кавалерию. Как сейчас, представляю веселые лица гусар. Они расплылись в такие широкие улыбки, что я даже смеялся. Между эскадронами ездил ротмистр барон Торнау. Хотя ему было 80 лет, но все звали его Женя. Женя воодушевился и воодушевлял и без того рвущихся в бой гусар. Но, увы, немцы не приняли атаки и ушли. Так было обидно. Я был твердо уверен, что мы бы разметали уланскую бригаду. Потом часа 2 я ругался и не мог успокоиться.

In the morning we moved to Brzeziny. The villagers are very nice, putting samovars out along the road and treating passing soldiers to tea.

There’s a rumour that we retreated from Lodz on November 22. We held back the German attacks on the Lovno- Łowicz – Stryków front line and the enemy suffered terrible losses. In the evening, captain Domozhirov arrived.

As I was rewriting my diary I recalled an incident, but I do not exactly remember when it happened – in October or November. There was this one time when the scouts reported that a brigade of German Ulans was preparing to attack us. Our regiment was in full force. The commander gave the signal to attack the cavalry. I can still see the happy faces of the hussars. They all had such broad smiles on their faces, that I couldn’t help but laugh. Captain Baron Tornau was riding in between the squadrons. Despite the fact that he was 80, everybody called him Zhenya. Zhenya was inspired and was inspiring the hussars, who were already eager to go into battle. But, sadly, the Germans avoided the attack and left. It was so upsetting. I was so sure that we would destroy the Ulan brigade. For two hours afterwards I stayed angry and couldn’t calm down.

У меня были такие боли в желудке, что полковой врач дал записку и просил командира полка отправить меня в Варшаву.

Сначала я ехал верхом. По дороге встретил знакомых сибиряков. Надо мной часто кружились немецкие аэропланы, а наших аэропланов было мало. До Скерневиц доехал только к 5 часам вечера и, проехав через Царский парк, попал на вокзал. Поезд должен был отойти через минуту, и я вскочил в единственный вагон 2-ого класса, наполненный раненными нижними чинами и занял место в купе, где сидело несколько офицеров и 2 молодых человека, которые оказались нашими шпионами и только что вернулись из немецкого тыла. Это были 2 поляка, которые по их словам больше из спорта, чем из-за денег добывали важные сведения.

До Варшавы нас поезд не довез. Около 11 часов вечера мы остановились в 5 верстах от Варшавы, я сперва пошел пешком, а потом поехал на маневрирующем поезде. По дороге мы встретили поезда с запасными маршевыми ротами. Солдаты были хорошо снаряжены и призводили отличное впечатление.

В Варшаве явился к коменданту и с трудом получил место в гостинице «Люксембург», так как «Бристоль» был переполнен. После грязных деревень было так отрадно проезжать по чистым улицам.

I was having such pains in my stomach that the regiment doctor gave me a note and asked the regiment commander to send me to Warsaw.

I started off on horseback. On the way I ran into some Siberian friends. German airplanes were often soaring above me, while I saw only a few of our planes. It was 5 pm when I got to Skierniewice, and after passing through the Tsar Park, I arrived at the railway station. The train was due to leave in a minute, so I jumped into the only 2nd class car full of wounded lower rank soldiers and took my seat in the compartment with several officers and two young men. As it turned out, they were our spies who had just returned from the German rear. They were Polish men who, in their own words, were mining important information for sport, rather than for money.

The train never took us to Warsaw. Close to 11pm we stopped 5 versts away from Warsaw. At first I walked and then I boarded a switch train. On the way we crossed paths with trains carrying reserve marching platoons. The soldiers were well equipped and produced a great impression.

In Warsaw I reported to the commandant and with much difficulty got a room in the hotel “Luxembourg,” because the “Bristol” was overcrowded. After all the dirty villages I had been in, it was a pleasure to ride along clean streets.

Варшава.

Сегодня, как и вчера, дивная погода. После холодных ветров это как весна. В госпитале мне предложили полечиться с неделю, а я как раз сегодня чувствую себя хорошо. Значит надо ехать в полк. Остаться очень заманчиво. Можно было бы выписать жену, от которой получил сегодня письмо и телеграмму, но я все время так стыдился болезни, что теперь чувствуя себя хорошо, ни за что не останусь. Сделал покупки и погулял по городу.

Варшавянки очень изящны – от паненок до простой прислуги. С трудом пополнил мой запас коньяка, который я всегда давал раненым на поле сражения. В табачном магазине достал бутылку с одной звездочкой за 10 рублей.

В Варшаве много чисто одетых офицеров. В грязной, мной же самим заплатанной шинели я чувствовал себя неловко, но потом поборол ложный стыд. Ведь я же с фронта.

Warsaw.

Like yesterday, the weather is beautiful today. After the cold winds it feels like spring. In the hospital I was offered to undergo a weeklong course of treatment, but I actually feel well today. It means I should go back to the regiment. It is really tempting to stay. I could summon my wife, from whom I had just received a letter and a telegram, but I have always been so ashamed of my illness and definitely won’t stay here, now that I am feeling well. I went shopping and walked around the city.

The women of Warsaw are very graceful – from ladies to simple servant women. It took some effort to replenish my supply of cognac, which I had always offered to the wounded on the battlefield. In the tobacco shop I got a bottle with one star for ten rubles.

In Warsaw there are many cleanly dressed officers. I felt uneasy in my dirty uniform overcoat that I sewed and patched myself, but soon I overcame this false feeling of shame. After all, I have just come from the front.

Закончил покупки. Сел в один из отходящих на фронт поездов.

Finished shopping. Got onto one of the trains leaving for the frontline.

В 4 часа утра поезд подошел к станции Радзивилов, в 9 верстах от Скерневицы, но туда мы попали только в 12 часов дня. Я бы пешком дошел в 3 раза скорее. Встретил знакомого сапера поручика Вардеса, товарища по кадетскому корпусу. Нашел вестового с конем и с попутным обозом попал в деревню Вильковице. Остановился отдохнуть в хорошем барском доме. От гусарского фицера узнал, что наша дивизия ушла под Петроков. Мой желудок опять разболелся.

At 4am the train arrived at the Radziwills station, nine versts from Skierniewice, but we only actually arrived at 12 noon. I could have walked there three times faster. I ran into a field engineer, Lieutenant Vardes, a friend from the cadet corps. I found an orderly with a horse and reached the village of Wilkowice with a convoy going my way. I took a break at a nice manor-house. From a hussar officer I learned that our division had left for Petrokov. My stomach started hurting again.

Переночевал в приятной компании и было бы все хорошо, если бы ни боли в животе, которые часто невыносимы.

Видел бронированный автомобиль. Был случай, когда один броневик пошел вечером в сторону немцев с полными огнями. Идущая навстречу немецкая кавалерийская колонна приняла его за свой и расступилась, чтобы дать дорогу, а броневик, пройдя до середины колоны, остановился и открыл огонь из всех пулеметов.

I spent the night in pleasant company and everything would’ve been great if not for the pains in my stomach that often become unbearable.

I saw an armored automobile. One time, there was an armored vehicle that started moving in the direction of the Germans with all its lights on. A German cavalry convoy, coming from the opposite direction, took it for its own armored vehicle and made space for it to pass through. The armored vehicle reached the middle of the convoy, stopped, and opened fired with all its machine guns.